Макс… еще несколько часов назад я мечтала, чтобы он провалился сквозь землю. Три года я вспоминала о нем, как о худшем эпизоде в своей жизни. Не очень-то поверила в его байки о миллионах и большом желании обзавестись потомством. Но смерти я не желала ему никогда. И уж точно не хотела стать ее причиной.
Эти люди приехали не для разговоров. Они приехали убить. Хладнокровно выстрелили в Максима и палили в машину. Просто я, со своими скудными навыками вождения выписывала такие фортели на мокрой траве, что они не смогли предугадать траекторию движения.
Возможно, в темноте все кошки серые, но складывается впечатление, что тот мужчина, который курил у забора отеля, поджидал именно меня. Не знаю, как они обманули камеры на этаже, но, убив Карелина и подставив меня, логично избавиться от того, кто может хотя бы попытаться опровергнуть эту версию. Даже следователи так быстро не смогли нас разыскать. Конечно, ведь чтобы заподозрить Максима, им пришлось бы пересмотреть не один час записей с камер. Эти – точно знали, кого ищут.
Только что я могу? У меня ни денег, ни связей. Истерить и распаляться перед Максимом можно было сколько угодно, но ни в какой следственный я не пойду. Не станут они меня слушать. Зачем? Вот мертвый мужчина, вот подозреваемый, на которого указывают улики. У них этих дел и без того как грязи. А мотив…
Горько хмыкаю.
Карелин. Ну, конечно. Полина Карелина – моя ученица и его дочь. Ее всегда провожала и встречала няня, но доказать, что в ту ночь в отеле я видела его впервые, я не смогу. Над служебным входом тоже есть камера. И она записала нашу теплую встречу. Все выглядит так, будто между нами давно была связь. Манипулируя этим фактом, можно выстроить любой мотив. Да и яд – чисто женский способ убийства. Коварный, не требующий физической подготовки.
Бежать.
Единственный выход для меня – сбежать так далеко, как только получится.
В квартиру нечего даже пробовать соваться. Это – первое место, где меня будут искать. На машине Максима раскатывать опасно, пользоваться паспортом я не могу, попутки – страшно. Остаются только электрички.
Но есть одно дело, без которого я не могу покинуть город.
Через салон я лезу в багажник, где нахожу свою сумочку. Завожу двигатель, ставлю телефон на зарядку и прокладываю маршрут до ближайшей станции в нужном направлении.
Доезжаю, когда уже светает. Сразу же отключаю мобильный. Ставлю изрешеченную пулями машину подальше, втиснувшись между какой-то обветшалой постройкой и буйными кустами сирени. Около часа жду первую электричку. Собираю самые сытные продукты в один пакет, на всякий случай прихватываю фонарик, зажигалку, складной нож и карту памяти из видеорегистратора. Если меня поймают, смогу хотя бы доказать, что не убивала Максима.
С тоской смотрю на одеяло. На улице сильно похолодало, да еще эта противная морось, от которой мои волосы начинают виться. На мне – грязные джинсы и некогда белая блузка, сквозь которую просвечивает бюстгальтер. И мурашки, каждая размером с лошадиную голову.
Немного поразмыслив, я снимаю наволочку с подушки. Задираю блузку, обматываюсь наволочкой, заправляю все в джинсы. Так хоть чуточку теплее, и в глаза не бросается. Справлюсь. У меня выбора нет.
На дорогу уходит почти два часа. Я спрыгиваю с платформы на пути, забираю свой пакет и через овраг иду к кладбищу, где похоронены все мои близкие. Очень стараюсь держать себя в руках, но чуть только замечаю вдалеке крылья скорбящего над моей малышкой ангела, по щекам скатываются слезы.
Невольно вспоминаю слова Максима. Кого он там хотел наказать? За что? Говорил так, будто мое кровотечение – не случайность. Если честно, зерно истины в этом есть: ничто не предвещало подобный исход. Я молода, здорова и соблюдала все рекомендации своего гинеколога. Не было даже анемии, я прекрасно себя чувствовала. Может, и меня отравили? Добавили что-то в воду, бутылка с которой всегда стоит на моем столе в школе, или в принесенный из дома контейнер с едой. Но я даже не почувствовала. Не помню, чтобы хоть что-то в тот день показалось мне странным, кроме внезапной адской боли в животе.
На могиле Маргариты лежит огромный букет бордовых роз, который наверняка оставил ее отец. Увидев его, я громко горько всхлипываю и закрываю рот ладонью. Зажмуриваюсь, пытаюсь справиться с эмоциями, притопывая одной ногой.
– Вот и познакомитесь, – скрипуче произношу я вслух, чем окончательно добиваю себя.
Срываюсь в рыдания. Сгибаюсь пополам, потом сажусь на корточки, коленями упираясь в бортик цветника. Может, не нужно мне никуда? Тут останусь, со своей девочкой. Буду питаться тем, что оставляют на помин. Кто станет искать меня на кладбище?