Мужчина возвращается с папкой, садится за руль и бросает ее на соседнее кресло. Заводит двигатель, пристегивается и трогается.
– Куда мы? – спрашиваю я негромко.
– В СИЗО, – отвечает он просто, а я разочарованно цокаю языком и откидываюсь спиной на сиденье. – Что? – хмыкает он. – Ты ж за этим и пришла.
– Я думала, ты мудрее, – бурчу я себе под нос.
Второй Карелин тихо смеется.
– Я зайду один, – поясняет он уже без подколов. – Займу очередь на аудиенцию с заключенным, выйду покурить и можно не возвращаться. Надо же было как-то с работы слиться.
– Почему можно не возвращаться?
– Потому что, чтобы попасть к кому-то, нужно приезжать с утра. К вечеру, если повезет, дойдет очередь. А в обед, – он фыркает и беспечно взмахивает рукой. – Без шансов.
Потом он протягивает мне свой телефон через плечо. Я забираю его, вижу на экране нас с Тихоном в черно-белом цвете и несколько секунд грустно смотрю на горячий кадр с поцелуем.
Так тоскливо вдруг становится. Тело-то еще помнит. Каждое нервное окончание помнит взрыв в груди, разрушивший стены приличий. Стало вдруг плевать, что мы незнакомы. Что не увидимся больше, как тогда казалось. Я просто чудовищно сильно захотела этого мужчину. Побыть с ним хоть сколько-нибудь. Утащить в свою унылую серую жизнь хотя бы воспоминания о том, какой может быть не обремененная лишними мыслями близость.
Стоило мне только раз побыть плохой…
– Ты реветь будешь или смотреть? – со смешком говорит второй Карелин.
Я вздрагиваю от неожиданности, вытираю слезы, которые даже не замечала, и решительно нажимаю на плей.
Глава 5
– Что думаешь? – слышу голос второго Карелина.
Машина остановилась с минуту назад, он вышел, оставив дверцу немного приоткрытой, но я продолжаю смотреть видео, не поднимая глаз. Осталось совсем немного, а куда он меня привез – вопрос, в сложившейся ситуации, второстепенный.
– А черт знает, – задумчиво отвечает ему Тихон, а мое сердце вдруг начинает биться чаще. – До сих пор смотрит видео с камер?
– Вся там. Я просматривал их трижды, Тих. Никто к номеру даже не подходил. Не знаю, на что она рассчитывает.
– Запудрить нам мозги?
– Вариант, конечно, но… Ты только глянь на нее. Лапушка.
– Лапушка, – соглашается Тихон как-то отрешенно.
– Горячая?
– Так я тебе и сказал.
– Тихони всегда самые горячие, – хмыкает второй Карелин, а я стыдливо прикрываю часть лица ладонью, делая вид, что тру глаз.
Я досматриваю последнюю минуту и перематываю на момент, который показался интересным. Потом поднимаю взгляд и обнаруживаю себя у небольшого бревенчатого домика, окруженного типичным деревенским пейзажем. Выхожу из машины и подхожу к стоящим в паре метров от нее мужчинам.
– Ну что, лапуля? – подкатывает ко мне второй Карелин, нагло закинув руку на плечо. – Чем порадуешь?
– Может, и ничем, – бурчу я и поднимаю руку с телефоном. – Разблокируй, пожалуйста. – Мужчины обмениваются удивленными взглядами, Тихон встает рядом со мной, невзначай скидывая руку брата с моего плеча, а я запускаю видео. – Вот, – тыкаю я пальцем в экран.
Из номера напротив того, который занимали мы с Тихоном, выходит блондинка. Вульгарно поправляет грудь, идет по коридору модельной походкой, а потом от испуга дергается. В кадре появляется сначала тележка, а вслед за ней и горничная, выходящая из номера, соседнего с тем, в котором были мы. Женщины обмениваются скупыми улыбками и вскоре вместе входят в лифт.
Я останавливаю видео и смотрю на каждого по очереди. Братья переглядываются между собой и выглядят, мягко говоря, разочарованными.
– Горничная же! – восклицаю я с круглыми от нервного возбуждения глазами. – Она не входила! То есть, входила, но еще до того, как мы поднялись на этаж. Она провела в номере всю ночь. Это же странно, разве нет?
– Это странно, – грохочет Тихон, строго глядя на брата. – Особенно, если она поднялась после того, как я повысил класс номера, Мирон.
– Проморгал, – огорченно морщится Мирон. Делает несколько шагов в сторону, потом идет обратно, смотрит куда-то мимо нас и размышляет вслух: – А говорить может о разном. Первое, самое вкусное. Лапулю за кудряшки ты оттаскал напрасно. Кстати, почему она кудрявая? – спрашивает он у Тихона и хитро сощуривается. – Она разве была кудрявой?
– На это ты внимание обратил. – Тихон скрещивает руки на груди, а его брат флегматично ведет плечом:
– В копилку женского коварства.