Я моргаю и сажусь прямо, чтобы не видеть разочарование в его глазах. И чтобы не отвечать на то, в чем с трудом призналась себе.
– Я со стенкой разговариваю? – с раздражением уточняет Тихон. – Посмотри на меня и дай прямой ответ.
Я нервно прыскаю и снова моргаю, прогоняя из глаз слезы. Приподнимаю очки, закрываюсь от него ладонью, делая вид, что тру глаза.
– Анфис, я жду.
– Да пошел ты, – роняю я неожиданно для обоих. Сердце начинает колотиться так быстро, что в жар бросает. Но с намеченного пути я сворачивать не собираюсь. И я – оскорблена. Пусть знает. Поворачиваю голову, дерзко сталкиваюсь с ним взглядом и повторяю четче: – Пошел ты.
Карелин вдруг начинает улыбаться. Даже глаза сужаются, так его распирает. Довольный хитрый лис, вот он кто.
– Серьезно? – вскидываю я брови. – Довел до слез и радуешься?
– От сомнений надо избавляться быстро и безжалостно, – заявляет он нагло.
– В следующий раз быстро и безжалостно засунь себе их… – Я затыкаюсь, а он смотрит на меня с умилением, ожидая, когда из моего рта вырвется грубость. – Ой, все, – морщусь я и отворачиваюсь, взмахивая кистью, а Тихон начинает ржать. – Лучше перестань, – грожу я, не поворачиваясь.
Тихон сразу же замолкает. Пристегивает меня. Дотягивается до пакета со сладостями, достает одну коробку и пластиковые приборы, ставит мне на колени. Пристегивается сам и заводит мотор.
– Ты просто швырнул в меня вкусняшкой, – бурчу я, косясь на него волком. – Так не извиняются.
– Чуть позже. Пока слишком высок риск быть еще раз посланным. И еще выше, что предложение будет воспринято буквально.
Глава 13
Тихон глушит мотор, отстегивает ремень безопасности и подается вперед, переваливаясь через подлокотник.
– Прости, – шепчет он мне в щеку и туда же целует. – И мы со всем разберемся, я обещаю. В том числе с тем, что касается Маргариты.
Он вновь называет мою дочь по имени, а в моих глазах образуются соленые озера. Я поворачиваю голову, и наши носы соприкасаются.
– Правда? – спрашиваю я тихо.
– Конечно. – Тихон целует меня в губы и улыбается: – Что-то на вкусном.
– Тихон… – шепчу я, облизнувшись. – Я не думала обо всем в том же ключе, что и ты. Я просто… я не…
– Вернемся к этому разговору, когда все закончится, идет? – предлагает он мягко.
– Да, хорошо, – соглашаюсь я на выдохе облегчения. Ничего не решать – как это «по-взрослому». Но правда в том, что ни я, ни он, не готовы сейчас отказаться от всего.
– Пойдем, – говорит он после еще одного короткого поцелуя. – Попробуем выяснить что-нибудь об этом парне.
Выходить из машины, будем откровенны, особого желания нет. Даже зелень не спасает этот район. Напротив, с буйной растительностью под окнами двухэтажных многоквартирных домов, больше смахивающих на бараки, упущение только сильнее бросается в глаза. Довершают картину старенькая детская площадка с минимальным набором давно не крашеных стальных конструкций, огромный мусорный контейнер метрах в тридцати от нас, сейчас переполненный, и старые деревянные двери в подъезды, без намека на домофон. Ну и, конечно, замызганные, заплеванные шелухой от семечек лавки, на одну из которых сейчас пристраивается одетая по-зимнему сухонькая старушка.
Все на ней старенькое, как и она сама. Драповое пальтишко ветхое, пуховый платок тощий, почти прозрачный, обувь разношенная, сбитая. У меня внутри аж сморщивается все смотреть на нее.
Тихон хищно сощуривается, наблюдая за тем, как старушка расправляет складки на полиэтиленовом пакете, готовясь устроиться на нем, а я привстаю на цыпочки и спрашиваю шепотом:
– Как хлопца-то звать?
– Русланом величают, – в тон мне отвечает Тихон. – По батюшке – Семенович. А проживал в восьмой опочивальне. Опять будешь к людям приставать?
– Конечно, – фыркаю я с намеком на возмущение. – Я там магаз видела, сходи за колбаской, а?
Тихон опускает голову, одаривая меня недоуменно-надменным взглядом, а я хлопаю ресницами:
– Ну пожалуйста. Посмотри, какая она крошечная.
– Глаз с тебя не спущу, – повторяет сказанное ранее Тихон. Достает бумажник, из него – несколько разномастных купюр, сует мне. – Сама доковыляет и купит, что надо.
– Сойдет, – пожимаю я плечами, забирая деньги и пряча их в карман. – Здравствуйте! – говорю громко, а бабуля хитро улыбается.
– Не кричи, не глухая я.
– Простите, – хихикаю смущенно и только собираюсь сесть рядом с ней, как она отгоняет меня, будто я один из тех голубей, расхаживающих по помойке. Я растерянно округляю глаза, а она хмурится: