– Прекрасно, Тихон! – искренне радуется его дядя, зовут которого, как выяснилось, Семен Владиславович.
– Замечательно, – от тяжести немного хрипит Тихон, скрываясь в здании. – Плохая новость, – вбрасывает он затравку и нам приходится дождаться его возвращения, чтобы услышать: – Я мог бы и не умирать.
– Лучше перебздеть, – довольно строго комментирует Семен Владиславович. – Прости мой французский, – добавляет он, взглянув на меня и слегка склонив голову.
– Ты лишишься работы, Мирон – перспектив. И все ради чего? Чтобы один уставший от лечения парень пару месяцев пожил полной жизнью.
– Не он это придумал, – встаю я на защиту несчастного Руслана.
– Он это начал, – резким тоном отвечает Тихон. – И он прекрасно понимал, что кому бы он не продал компромат, начнется переполох в курятнике. Он знал, Анфис. Поэтому у него и был такой бардак. Он уносил ноги так быстро, как только мог. Тебя бесят люди, которым на все насрать, а меня те, что живут по принципу «после нас хоть потоп». Имею я на это право?
– Конечно! – отвечаем мы с дядей в два голоса, а Тихон раздраженно раздувает ноздри и возвращается к багажнику вытаскивать следующего.
– Плохая новость номер два, – продолжает Тихон, занимаясь делом. Уходит в морг, возвращается и заканчивает мысль: – Не исключено, что теперь влиятельный политик хочет получить мою голову. Анфисы. Всех причастных. Ну и флешку, которой у нас нет.
– Вовсе необязательно, – вставляю я робко. – Они могли ждать только меня.
– С хера ли там? – Тихон выныривает из багажника с безжизненной рукой, которую держит за рукав. Я пытаюсь концентрироваться исключительно на его лице, но и там ничего приятного не нахожу. – Они могли ждать тебя там только в том случае, если ты была в команде детектива. Если с самого начала была в теме. Предлагаешь вернуться к этой версии?
Я обиженно отворачиваюсь, а когда Тихон скрывается в морге, бурчу его дяде:
– До свидания.
– Я – фанат своего дела, – говорит Семен Владиславович. – Как и Мирон. Тихону сложно принять некоторые последствия, но когда он вспомнит, что именно для таких моментов и нужна семья, все вернется в норму.
– А что, по-другому никак? – вздыхаю я, покосившись в пустынный темный коридор, в котором скрылся Тихон.
– Моя вина так очевидна, что увы. Мирону ничего, конечно, вменить не смогут, его не было в составе СОГ, но он водил за нос руководство, так что… – мужчина слегка разводит руками, – карьерных перспектив и вправду нет. Как и смысла оставаться на службе.
– И чем вы оба будете заниматься? – спрашиваю я печально.
– Семья выручит, как иначе? – добродушно улыбается Семен Владиславович. – Я к брату пойду, работы хватит. И Мирон так же. Уже приметил себе местечко инструктора по стрельбе. У нас все сложится самый благоприятным образом, уверяю тебя. Главное, чтобы сложилось у вас. Я верю в успех.
– Думаю, мы уже близко к разгадке, – киваю я важно, а мужчина хитренько сощуривается:
– А я не о расследовании.
– До свидания, – повторяю я то, с чего начала, ретировавшись в машину. Хотя, в текущих реалиях можно смело называть ее катафалком.
Пока жду Тихона, зацепившегося языками с дядей, в подстаканнике начинает звонить его телефон. Я беру его в руку, высовываюсь на улицу.
– Ответь, я сейчас, – реагирует Тихон.
Номер не записан, и я, в полной уверенности, что это Мирон, отвечаю:
– Алло, это Анфиса. Тихон сейчас подойдет.
– Анфиса? – изумленно переспрашивают у меня женским голосом.
Ощущение, что у меня волосы на голове воспламеняются. Лицо охватывает пламенем, резко бросает в жар, а мозг из последних сил пытается представить лицо, соответствующее голосу. И когда ему удается прикинуть возраст и сопоставить с некоторыми факторами, паника так мощно лупит по нервам, что моя кожа холодеет, в то время как внутренности продолжают печься.
– В чем дело? – тревожно выпаливает вернувшийся в машину Тихон и выхватывает из моих рук телефон, немедленно переспрашивая: – Мирон, что случилось?!
– Кто такая Анфиса? – довольно отчетливо слышу я женский голос в тишине машины. – Ты мне ничего не рассказывал ни про какую Анфису, – немного обиженно говорит женщина.
– Мама, – тяжело вздыхает Тихон. Трет лоб двумя пальцами, бросает взгляд на меня и начинает громко ржать. Не смеяться, нет. Гоготать как сивый мерин.