— Меня до смерти напугали эти дунъинцы.
Гу Юнь ничего не ответил.
«Спокойно, держи себя в руках», — успокаивал себя Чан Гэн.
Он всеми силами старался успокоиться, одновременно помогая Гу Юню после стычки с главарем мятежников — то есть помогал ему как можно удобнее сесть на стул.
Юноша нахмурился, встретившись с Гу Юнем взглядом.
— Ифу, — поинтересовался он приглушенным голосом, — что тебя беспокоит?
Гу Юнь знал, что не сможет скрыть от Чан Гэна свой недуг. Он размышлял долгую минуту, что же ответить юноше, пока не придумал коварный план. Он поманил Чан Гэна пальцем.
Тот склонился чуть ближе, и Гу Юнь прошептал:
— Нерегулярные лунные дни, живот разрывает от боли.
Чан Гэн не сразу среагировал, изумленно уставившись на маршала.
— Что?..
Ответ Гу Юня дошел до юноши только после того, как он задал вопрос. Лицо Чан Гэна мгновенно покраснело. Оставалось только разобраться, отчего — от смущения или гнева?
У Гу Юня так невыносимо болела голова, что он страстно желал удариться головой об стену. Но увидев робкое, такое милое и очаровательное выражение на лице Чан Гэна, Гу Юнь не мог сдержать звонкий смех. Это секундное развлечение разогнало скуку и помогло немного унять боль.
Чан Гэн сердито сверлил Гу Юня взглядом — от одного такого взора все вокруг было готово полыхнуть.
Как помнил Гу Юнь, если «сыграл злую шутку», то сразу же надо как-то загладить ситуацию и задобрить юношу. Он кашлянул:
— У меня не было времени на ужин, и после того как я выпил чашу холодного вина от барышни Чэнь, у меня немного разболелся живот. Ничего страшного.
Это хотя бы звучало более разумно и правдоподобно. Но как люди, долгие годы проводящие время на службе в армии, которые часто сталкиваются с проблемой нерегулярного питания, справляются с этим? Один день наедаются, а потом целый день голодают?
А этот толстокожий Великий Маршал Гу, как он вообще смеет так бесстыдно вести себя, словно он тут самый нежный и хрупкий?
Попытка Чан Гэна хоть как-то совладать с собой и сохранить крупицу спокойствия в один миг разлетелась на мелкие кусочки.
— Гу Шилю, ты!.. — взорвался Чан Гэн.
Короткое «ты» повисло в воздухе — юноша просто не нашел, что сказать после.
Гу Юнь неожиданно улыбнулся, поднял руку и похлопал Чан Гэна по голове.
— Что, уже подрос и у тебя начало сердце болеть за своего ифу? Не переживай понапрасну.
Его ладонь была подобна безграничному небесному своду, и яростное пламя в сердце Чан Гэна в мгновение ока взмыло до небес, оставив после себя лишь тонкую струйку дыма и рассеяв в воздухе его беспомощность и бессилие.
«Это у душ предков из-за тебя сердце болит», — подумал Чан Гэн. «С твоих губ не срывается ни единого правдивого слова. С чего это я должен взваливать на себя такую ответственность и беспокоится зазря? Только через мой труп».
И все же, болезненно побледневшее лицо Гу Юня вызывало боль в глазах юноши. Чан Гэн еще был в состоянии следить за своим языком и мыслями, но он не мог контролировать возникающие в его сердце тревогу.
Вздохнув, юноша обошел широкий стул и принялся делать Гу Юню массаж висков. Он делал это весьма умело своими натренированными руками.
Чан Гэн отметил, что плечи Гу Юня немного расслабились. Как правило, если человека не тревожат боли в груди или животе, он сможет как обычно активно работать руками и ногами. Также Чан Гэн отметил, что даже легкая травма его конечностей не приведет к такой боли, которую Гу Юнь испытывал сейчас. Как следует поразмыслив над тем, что же все-таки беспокоит его ифу, он остановился на единственном варианте — головной боли. Чан Гэн вспомнил, что Гу Юнь уже испытывал такую боль однажды, когда они покинули Яньхуэй и отправились в столицу.
Продолжая массировать виски, Чан Гэн не мог не отметить с усмешкой:
— Как-то раз ифу мне уже говорил, что у него мигрень. Неужели сегодня ифу забыл об этом?
Гу Юнь промолчал.
Он действительно уже и позабыл, как много лжи он сотворил на протяжении всей своей жизни. Если бы он помнил каждую ложь, что вырывалась из его рта, у него бы не осталось места для чего-то другого.
— Ну так что?.. — поинтересовался Чан Гэн.
— Голова у меня тоже болит. Не потому ли, что я не пощадил себя ради Великой Лян, м?
Подобные слова можно было столь бесстыдно произносить в чужой стране. Чан Гэн признал поражение, и гнев его полностью испарился.
Закончив разговор, Гу Юнь воспользовался излюбленным старым трюком «заснуть сразу, как голова коснется подушки», закрыв глаза от наслаждения от услужливого массажа Чан Гэна.