С тремя чашами вина в желудке, все во дворе, не признавая ни законов, ни велений неба, начали безобразничать.
Шэнь И вздохнул:
— На протяжении стольких лет, от столицы до западных регионов, от северной до Лоулань, мы всегда были вместе, но в будущем тебя уже не будет рядом, и я не могу не грустить по этому поводу.
— Поменьше неси чепухи, лучше выпей еще, — ответил Гу Юнь.
Следом подошел Гэ Чэнь и со всей искренностью в голосе произнес:
— Генерал Шэнь, на юго-западе у меня есть друзья из Цзянху. Если в будущем у вас возникнут какие-либо трудности, вы можете позволить им решить их для вас!
Шэнь И посмотрел на него слезящимися глазами:
— Друзья из Цзянху не так уж необходимы. Вместо этого не мог бы ты подарить мне одну из своих деревянных птиц?
И они, крепко держась за руки и глядя друг на друга полными слез глазами, оплакивая то, что они встретились слишком поздно, отошли в сторону, начав говорить о том, "как продлить жизнь машинам". Гу Юнь просто обязан был оштрафовать каждого из них на три чаши вина.
После выпитого Гэ Чэнь практически сполз под стол, Цао Чунхуа творил безумства, катаясь кубарем с марионетками по двору. Чан Гэн должен был постоянно следить за ними, ни на секунду не выпуская их из виду.
Похоже все они сильно перебрали.
Шэнь И схватил Гу Юня за руку.
— Цзыси... — у него заплетался язык, но он продолжил нудно повторять имя маршала: — Цзыси... ах, твоя семья всегда жила в бурные времена... — он отрыгнул и продолжил, — всегда в бурные времена, ты должен быть... осторожен....
Гу Юнь оперся на кувшины с вином, не утруждая себя лишними движениями или разговорами.
Он только смеялся, и его смех не утихал, пока на глаза не навернулись слезы. Он улыбнулся и подумал: «В семье Гу остался только я».
Шэнь И встал, и, шатаясь, смог проделать от силы два шага, после чего упал на землю, не прекращая бубнить себе под нос:
— Император... Император боится тебя...
Он не уточнял, кого именно боится Император, но Чан Гэн уже насторожился, быстро позвав охрану, чтобы те помогли Шэнь И подняться:
— Поторопитесь и уведите генерала Шэнь.
Гу Юнь прислонился к столу, таинственно улыбнувшись. Если бы не его рассеянный взгляд, он бы походил на вполне трезвого человека.
Охранник помог встать Шэнь И на ноги, но генерал не давал спокойно дать себя увести. Он сопротивлялся, не переставая бубнить:
— Ты... Гу Цзыси, в твоем сердце... ты отпустил... но Император... Император не смог отпустить, он всегда будет бояться тебя, как и почивший Император. Как они могут не бояться тебя, а? Они пытались уничтожить тебя, но вопреки ожиданиям ты смог выжить и даже вернул прежнее могущество Черного Железного Лагеря. Эти люди думали, что, если обстоятельства изменятся, как они смогут отомстить тебе? Каждый мерит людей по себе, чтобы судить о других, Цзыси... каждый человек в этом мире будет мерить людей по себе, чтобы судить о других...
Чан Гэн имел некоторую устойчивость к алкоголю, но к этому моменту Гу Юнь заставил его выпить слишком много, и молодой человек едва мог сохранять ясность мысли. Но стоило ему услышать слова Шэнь И, как он сразу протрезвел.
Что он имел в виду под "уничтожить тебя"?
Чан Гэн не был уверен, что это всего лишь бред пьяного человека, поэтому сделал шаг вперед, желая услышать больше.
Кто знал, что после того, как Шэнь И болезненно взвыв, схватится за столб дома, и его стошнит прямо в грязь, а затем генерал свалится на землю и сразу же погрузится в беспамятство?
Чан Гэн был в полном отчаянии, и у не было другого выбора, кроме как позволить хоть кому-то трезвому в этом дворе по очереди увести этих пьяниц.
В конце концов, только несколько марионеток остались прилежно танцевать, выпуская белый пар из голов.
Радость и смех столицы постепенно смолкли.
Гу Юнь облокотился на крышку стола, и, сквозь пелену во взгляде, пробормотал:
— Отлично, ну и идите отсюда.
— Все еще можешь насмехаться над другими, — Чан Гэн протяжно выдохнул и, понизив голос, принялся уговаривать своего ифу:
— Великий маршал, давай вернемся в комнату. Я помогу тебе, ладно?
Гу Юнь посмотрел на него. Его глаза были слишком темными, а взгляд проникновенно глубоким, и из-за этого взгляда Чан Гэн вновь почувствовал себя опьяненным.
— А-Янь... — вдруг прошептал Гу Юнь.
Чан Гэн нахмурился.
— А-Янь, — беспомощно смеялся Гу Юнь, с намеком на горечь, лишенный желания жить. И сейчас он вел себя не так, как обычно. — Я открою тебе секрет, но не рассказывай другим... твой отец... он действительно сволочь.