Гу Юнь в растерянности промолчал.
Даже если бы ему взбрело в голову жениться, вряд ли он сумел бы найти супругу более заботливую, чем Чан Гэн. Стоило этой мысли появиться в голове, как он мысленно сам себе дал оплеуху: «Бесстыдник, совсем из ума выжил?»
Гу Юнь взял чашку горячего чая и залпом ее выпил. Когда он ставил ее на место, их пальцы случайно соприкоснулись. Чан Гэн резко отдернул руку, будто острой иголкой укололся, а затем как ни в чем не бывало повернулся и поставил чайник на место.
Наблюдавший за ним Гу Юнь помрачнел и подумал: «Так больше не может продолжаться. Мне во что бы то ни стало надо переговорить с Чан Гэном после того, как вернусь из дворца».
Оставшиеся снаружи дворцовые слуги поторопили его, поэтому Гу Юнь не мог больше ждать и поспешил последовать за ними.
Стояла холодная ночь первого месяца года. Ледяной ветер колол так, будто голова Гу Юня была игольницей.
Когда они шли вдоль дворцовой стены, евнух во главе процессии не смел головы поднять. В трех шагах от них располагался один из пяти сторожевых постов с боевыми арбалетами с изображением цилиня [1]. Глядя на звериные головы с кровожадными ликами, их клыки, выпускающие белый пар, и на то, как медленно с характерным металлическим звуком вращались шестерни в их шеях и повергали всех в еще больший трепет перед красными стенами дворца, ни одна живая душа не рискнула бы подойти ближе.
Дворцовый фонарь [2], окруженный облаком густого пара, колыхался на ветру, но в нем не было ничего божественного. Он отбрасывал печальные тусклые тени, нагнетая таинственную атмосферу.
Доверенный слуга Императора Лунаня, евнух Чжу-коротенькие-ножки, сопровождал группу людей в зимнюю комнату [3], как раз в то время, когда Гу Юнь проходил мимо. Это оказались люди с Запада. Их долговязый и худой лидер был полностью седым и чертами лица сильно напоминал сокола. Глаза его внушали страх, нос был высоко-вздернутым и крючковатым, а тонкие губы едва заметными — точно их высекли ударом меча.
Чжу-кopотенькие-ножки сделал шаг вперед и с поклоном поспешил выказать свое почтение Гу Юню:
— Аньдинхоу, это посланники Папы с Запада.
Беловолосый мужчина внимательно посмотрел на Гу Юня и спросил:
— Неужто перед нами Его превосходительство Аньдинхоу?
Ресницы Гу Юня были запорошены снегом, все его существо источало морозный холод. Он равнодушно сложил перед собой руки [4] и поклонился в знак приветствия.
Седовласый посол вытянул руки перед грудью в полупоклоне:
— Я никак не ожидал, что Аньдинхоу окажется столь молод и хорош собой. Для меня честь встретиться с вами.
Гу Юнь ответил:
— Вы мне льстите.
Две процессии наконец разминулись, и после того, как иностранцы удалились, Гу Юнь удостоил Чжу-кopотенькие-ножки внимательным взглядом.
Тот подмигнул ему и, понизив голос, сказал:
— Пока не ясно, о чем иностранцы беседовали с Его Величеством, но Его Величество от этого пришел в крайнее оживление и постоянно спрашивал у меня, когда же наконец прибудет Аньдинхоу. Так что Аньдинхоу не стоит бояться плохих вестей.
О старшем дворцовом евнухе [5] шла дурная слава из-за того, что он был императорским любимчиком и подхалимом, но с маршалом у них были неплохие отношения. Можно сказать, мальчик вырос у него на глазах. Однажды евнуху довелось прогневать предыдущего Императора. Присутствовавший при этом событии Гу Юнь замолвил за него словечко перед правителем и тем самым спас ему жизнь.
Кроме того, несмотря на то что Чжу-кopотенькие-ножки был человеком довольно подлым, тем не менее, он умел платить долги и всегда хранил в сердце память о добром отношении. Вызволить мастера Фэнханя из темницы пару дней назад удалось благодаря его помощи.
Однако Гу Юнь не спешил поверить его оптимистичным заверениям.
Император обычно не отличался добродушным нравом, и у него на уме могли зародиться опасные мысли... Ведь кто-то из низов мог обвинить маршала в покупке цзылюцзиня на черных рынках для собственных нужд.
Впрочем, злые языки могли обвинять его в чем угодно. В любом случае Гу Юнь уже попросил нескольких подчиненных разобраться с этим делом и замести следы, чтобы не осталось никаких доказательств. Так что максимум, что ему грозило — словесная перепалка с Императором
Только что же могло привести Его Величество в такое «оживление»?
У Гу Юня еще сильнее задергался глаз.
Когда он вошел, Ли Фэн был занят чтением [6] донесения. При свете паровой лампы Император Лунань не отличался гордой осанкой и изящными манерами, скорее, был еще бледнее, чем мучающийся от головной боли Гу Юнь. Решив не тратить время на приветствия, Ли Фэн махнул рукой и доброжелательно и мягко произнес: