Не успел никто и глазом моргнуть, как послание сгорело дотла.
Цао Чунхуа осторожно спросил:
— Старший брат, в последнее время я часто вижу, как стаи деревянных птиц вылетают из окон поместья. Ты что-то пытаешься выяснить?
— Расследую старое дело, — ответил Чан Гэн. — Раньше я полагал, что, хотя характер ифу и остался прежним, после возвращения с северо-запада он стал иначе смотреть на многие вещи. Сначала я решил, что это тонкое влияние Шелкового пути и Лоулани, но похоже, что дело в чем-то другом.
Гэ Чэнь и Цао Чунхуа переглянулись.
Чан Гэн к тому времени успел оправиться от чувства утраты и прошептал про себя: «Так что же такого произошло по пути к северной границе?»
Что же такого могло там случиться, раз человек вроде Гу Юня, настоящий мастер военного дела, опытный генерал, способный спать под открытым небом, вдруг заболел в дороге и так перепугал семью Чэнь, вынудив их отправиться в Тайюань? Неужели он с кем-то встречался за северной границей? Это была тайная любовная связь? Или он что-то разведывал?
Ни с того ни с сего Чан Гэн попросил:
— Сяо Цао, А-Чэнь, вы двое не поможете ли мне с одним делом?
После того, как Цао Чунхуа втайне уехал, Чан Гэн, подобно загадочному дракону, показывал то голову, то хвост [4].
В это же время Гу Юнь сходил с ума от беспокойства. Он собирался потратить один день и обсудить произошедшее с Чан Гэном, но как оказалось, его банально было невозможно застать в поместье! Его избегали.
Из-за невозможности найти себе занятие с утра до вечера голова уже трещала от разных мыслей. Гу Юнь даже перестал пить лекарство: в том, чтобы ничего не видеть и не слышать, было нечто умиротворяющее.
Зато императорский двор тем временем содрогался от бушевавших волн и ветра.
Во-первых, Император Лунань решил вернуть указ «Жунцзинь Лин». Когда объявили соответствующий указ, министерство финансов и министерство труда направили Императору совместное письмо. О себе напомнило даже военное министерство, которое недавно претерпело значительные изменения, и мнения чиновников явно расходились с мнением Императора
Ли Фэн никак на это не реагировал и лишь упорно стоял на своем. Вскоре последовал его ответ.
Второго числа второго месяца императорский цензор обвинил министра финансов в «получении взяток от других государств». Позднее, после проведения тщательного расследования, выяснилось, что многие чиновники брали взятки. Это вылилось в самое крупное дело о коррупции и мошенничестве за все правление Лунаня.
Министр труда по характеру напоминал дядю Императора. Хотя в душе он радел за свой народ и державу, но человеком он был трусливым, готовым ретироваться сразу, как только запахнет жареным. Узнав, какую позицию занял Император, он мгновенно сориентировался в ситуации, закрыл рот и ушел в тень. После этого никто не осмеливался подвергать критике больной вопрос возвращения указа «Жунцзинь Лин».
Десятого числа второго месяца, когда Гу Юнь уже полмесяца находился под домашним арестом, Черный Орел втайне прибыл в столицу из Северного гарнизона, переоделся в гражданскую одежду, смешался с толпой и ночью таинственным образом проник в поместье Аньдинхоу.
Наконец Гу Юню выпала возможность увидеться с Чан Гэном, избегавшим его, точно тот был змеей.
Чан Гэн поставил перед Гу Юнем чашку с целебным отваром. Между ними царила до смешного неловкая атмосфера.
— Прибыл Черный Орел.
Гу Юнь кивнул и взял лекарство, чтобы выпить. Чан Гэн уже приготовил серебряные иглы. Заметив, что ифу опустил чашку, он показал взглядом на иглы: "Ты готов?"
Это выглядело настолько отстраненно и почтительно, что Гу Юнь еще больше растерялся.
Не лежать ему больше у Чан Гэна на коленях. Тот напоминал незнакомого лекаря, мягко сжимающего иглы, и жестами показывал, как Гу Юню повернуться. Он старался избегать даже случайных взглядов.
Гу Юнь закрыл глаза, ожидая, когда в полную силу подействует лекарство. Слух уже почти вернулся, все вокруг внезапно сделалось невероятно громким. Он слышал, как журчит речь слуг, что убирали на улице снег, скрежет оружия и доспехов охранников, шуршание одежды Чан Гэн при ходьбе... Все эти звуки сливались воедино и резали слух. Больше десяти дней Гу Юнь провел глухим и не сразу смог привыкнуть к нормальному положению вещей.
Гу Юнь справился с раздражением и наконец, воспользовавшись случаем, спросил:
— Чан Гэн, можешь назвать мне причину?
Чан Гэн определенно знал, о чем идет речь, но не проронил ни слова.
Тогда Гу Юнь продолжил:
— Это все потому, что... В тот день я слишком много выпил и совершил по отношению к тебе нечто... ну...