Это был урок, оплаченный кровью, и Гу Юнь больше не совершал подобных ошибок. Несмотря на произошедшее он смог переступить через себя и стал храбрее. И друзья вернулись к изучению железного монстра, чтобы найти способ подобраться к марионетке. Как воришки, которые умело утаскивают кошельки у богачей. Они явно упускали какую-то мелочь, существовал ведь некий способ сделать это!
Впоследствии им удалось найти лишь несколько опознавательных знаков — на голове и руке железного монстра. Пользы это совершенно не принесло, зато Гу Юнь приобрел уникальное умение — ловко уворачиваться от ударов железной марионетки.
Похоже, сейчас пришла пора в полной мере воспользоваться этим навыком.
В первый день тюремный стражник принес еду в деревянном ящичке. Едва он протянул его, Гу Юнь быстро выхватил ящичек и отставил в сторону. После ловко снял с локтя железной марионетки покрытую ржавчиной табличку с порядковым номером.
У него в голове созрел план. Сначала Гу Юнь отодвинул ножные и ручные кандалы и заточил железную табличку о камень над головой. Утомившись после долгого и тяжелого труда, он потянулся, а затем при помощи кусочка остро наточенного железа отрезал полоску ткани от лежавшей на соломе простыни. Из этого лоскутка он умело сплел веревку, которой... поймал пробегавшего мимо мышонка. Гу Юню удалось приручить зверька, и от каждой трапезы он откладывал ему немного еды. Поскольку заняться больше было нечем, то иногда он просто играл с ним.
Гу Юнь догадывался, что историю евнуха явно кто-то специально вытащил на свет. Он прекрасно понимал, к чему все идет. Когда пять лет назад он сам проводил тайное расследование, то уничтожил несколько самых опасных улик, но не стал трогать евнуха У Хэ. Во-первых, тот был всего лишь старым псом, который боролся за выживание. А во-вторых... возможно, в сердце Гу Юня тогда взыграли эгоистичные мотивы. Ему не хотелось, чтобы правда исчезла без следа.
Сейчас Гу Юнь признавал, что совершил большую ошибку. Посмотри он пять лет назад на ситуацию хоть вполовину так же трезво, как сейчас, то увидел бы, что есть всего два варианта. Либо собрать доказательства и выждать нужный момент, чтобы предъявить их и поднять восстание, либо полностью их уничтожить, похоронить в прошлом так, чтобы они никогда более не увидели свет.
Тысячи ошибок. Ему следовало не колебаться, а проявить решимость.
Как и Императору Юань Хэ. Если бы старик не поколебался тогда, то и самого Гу Юня давно не было бы на свете. И быть может, это принесло бы стране великое спокойствие.
Гу Юню неведомо было будущее. Он даже не знал, способен ли будет Чан Гэн, который впервые вышел из тростниковой хижины [4], утихомирить сердца военных командиров на четырех сторонах света и поднять их боевой дух. Хотя в тюрьме бессмысленно было переживать о подобных вещах. Следовало успокоиться, расслабиться и набраться сил.
Вскоре мелкому грызуну надоели бесцеремонные руки этого человека. Заключенный вел себя назойливо, но деваться было некуда, так что мышонок притворился мертвым и перестал обращать на него внимание.
Впрочем, кошки с презрением смотрели на Аньдинхоу, а собаки терпеть его не могли.
От безделья Гу Юню ничего не оставалось, кроме как прижаться спиной к стене и начать медитировать. Глядя на мышонка, он подумал, что его поведение чем-то напоминает Чан Гэна в детстве.
Когда Гу Юнь вспомнил о нем, то пожаловался своему маленькому товарищу, вертя ржавую железяку между пальцев:
— Я бы, пожалуй, предпочел, чтобы он как в детстве, продолжил бурчать, что я вечно ему докучаю.
Вместо ответа мышонок повернулся к нему круглой задницей.
Гу Юнь сделал глубокий вдох и сосредоточился на том, чтобы выкинуть все мысли из головы. Не глядя, он бросил покрытую плесенью рваную тряпку на солому, затем лег сверху и закрыл глаза.
Когда дух в покое, можно преодолеть трудные времена.
Никто не мог потревожить полуглухого в его камере. Вскоре Гу Юнь заснул, и в его мрачных холодных снах стоял запах плесени.
Ему снилось, что он лежит на спине под огромным гильотинным ножом и тяжелое лезвие упирается ему в грудь и по кусочкам срезает кожу и плоть с костей, разрубая тело до тех пор, пока он не перестал чувствовать конечности. Единственное, что мучило Гу Юня — невероятная боль в груди. В ушах звенело от криков, залпов и воя, и поверх всего этого гвалта едва слышно, подобно тонкой паутинке, вплетались прерывистые фальшивые трели Хуцзя [5].