Опираясь на дробовик и скуля от ломящей боли в суставах, врач склонился над водой. Лицо, отразившееся в ручье, было ужасным. Кожа потемнела, лицо распухло, стало грубым и невыразительным как пластилиновая маска. От головы вдоль шеи к плечам шли толстые складки кожи, бугры лобной кости разрослись, придав голове необычную рельефность. На черепе ещё держались клочки светлых волос, напоминая о том, что монстр, склонившийся над ручьём, всего два дня назад был человеком.
Гробовский слишком устал, чтобы ужасаться или впадать в отчаяние. Он был достаточно образован и знал, что за монстр глянул на него из ручья. Монолит исполнил его желание, самое заветное, о котором врач боялся даже думать. Гробовский желал власти над людьми и получил её. Все, кто попадётся ему на глаза, почувствуют тяжёлую волю телепата. Гробовский хотел мести - пожалуйста! Стоит обидчикам оказаться рядом, и они пожалеют, что на свет родились!
Контролер поднял глаза и увидел крысу на противоположном берегу ручья. Крыса подскочила, собираясь удрать.
- Стой! - вслух приказал мутант.
Крыса остановилась и села столбиком, глядя на мутанта бусинками чёрных глаз. Усы её тревожно подрагивали.
- Откуси себе хвост.
Крыса изогнулась и принялась грызть свой хвост примерно посередине. Её мордочка окрасилась кровью. Не было заметно, чтобы членовредительство доставляло грызуну страдания. Отгрызенный хвост скатился вниз и упал в воду.
- Уходи!
Искалеченная крыса тут же шмыгнула в кусты, а Гробовский с пустой флягой стал подниматься обратно к руинам. На душе было холодно и пусто, словно в грудь плеснули новокаину и присыпали сверху толчёным льдом. Навстречу ему вышел Голем. Мутант безразлично глянул на бывшего человека. Кажется, ничто не могло удивить эту тварь. Пожив в доме Отшельника, Голем разучился удивляться.
- Дальше пойдёшь сам, - в глазах мутанта впервые за долгое время мелькнуло человеческое чувство. - Приятной мести, Валентин.
Прощай сталкер!
На чердаке брошенного дома было холодно, пахло сыростью и прелью. Сквозь дыру в крыше ветер задувал пожелтевшие листья. Предутренний свет скупо освещал прогнувшиеся стропила и растрескавшуюся печную трубу, у которой устроился на ночлег Никита.
Сталкер потянулся, разминая застывшие мышцы, шёпотом ругнулся от боли, стрельнувшей в поясницу. Стараясь поменьше шуметь, он выполз из спальника и долго откашливался, сплёвывая мокроту с прожилками крови. Отдышавшись, Никита поднял ружье и осторожно выглянул через дыру во двор. За ночь вокруг дома ничего не изменилось. Тихо догнивали остатки рухнувшего сарая. Сквозь заросли гигантского борщевика смутно белели покинутые хаты. В пожухлой траве не было видно ни малейших следов зверя, который ночью бродил вокруг дома и пыхтел, не давая спать.
Никита повесил спальник на распорку, чтобы немного просушить и принялся шарить в полупустом рюкзаке. От всех его запасов осталась только раскрошившаяся шоколадка. Парень съел несколько долек, медленно рассасывая каждую. Не помогло. Голод, кажется, только усилился от сладкого. А до ближайшего жилья остался ещё целый переход, и неизвестно, на сколько дней в действительности этот переход может растянуться. В Чернобыльской Зоне Отчуждения вообще нельзя загадывать наперёд. Сегодня ты свободно пройдёшь по знакомой тропе, а завтра Выброс перекроет путь радиоактивным пятном или чем похуже. Значит, придётся затянуть ремень на последнюю дырку и терпеть до самого Болота.
Звериная тропа, пробитая в ковре изо мха и опавшей листвы, уводила сталкера прочь от развалин. Постепенно рассвело. Под деревьями становилось светлее, в разрывах среди ветвей показался алый солнечный диск. В осеннем лесу было так тихо, что слышно, как падает лист. На ветвях неподвижно повисли лохмы жгучего пуха, похожие на рваную тюль. В ложбинках между моховыми кочками застыли лужицы, настолько чистые и прозрачные, что заметить их можно было, лишь вступив в них. Попадёт такая "водица" в ботинок и кожа слезет с ноги как носок.
В зарослях папоротника сталкер набрёл на маленькое стадо кабанов. Никита вскинул ружье и сразу же опустил - слишком далеко для прицельного выстрела. Вожак стада, рослый секач, заметил бродягу и вломился в кустарник, его подопечные разом поднялись и потрусили следом. Некоторое время до Никиты доносился треск валежника под копытами, потом и он стих. Закон подлости непреложен: Как только кончаются продукты, исчезает и дичь.
Сталкер возвращался к людям и это тревожило его. Скоро нарушится привычный уклад, вместо старых проблем, с которыми он сжился за две недели в Зоне, появятся новые. Никита не считал себя нелюдимым, вовсе нет. Одно время он даже пытался работать в артели таких же старателей. Но, то ли напарники попались с придурью, то ли Никита сам был прирождённым одиночкой. С артелью пришлось расстаться. И вот, он возвращается. Человек существо социальное и выжить без себе подобных не способен.
Путь лежал через северный сектор Зоны, на Болото. Посёлок со странным названием, притулившийся на краю Зоны. Настоящий оазис, окружённый заражёнными участками. Говорят, в своё время специально не стали его эвакуировать, дабы посмотреть, что будет с людьми, если подержать их в Зоне подольше. Но это трёп, пустопорожняя болтовня скучающих за кружкой пива мужиков. Посёлок не эвакуировали из-за стратегического завода, который должен работать при любых обстоятельствах. Впрочем, сталкер знал и другие посёлки, сохранившиеся внутри периметра. Их обычными обитателями были бомжи, беглые зеки и дезертиры. Словом, публика, с которой лучше не пересекаться. Встречались и поселения аборигенов, тех, кто по каким-то причинам пересидели эвакуацию в погребе, а позже, когда периметр вокруг Зоны замкнули, не решились выбираться на Большую Землю. Так и живут с тех пор, постепенно дичая и изменяясь под действием Зоны. Но это дикие поселения. А Болото, посёлок вполне цивилизованный, с почтой, сберкассой и гарнизоном. И главное, с безопасной дорогой на Большую Землю.
В контейнере, на самом дне сталкерского рюкзака лежала всего лишь одна вещица, вынесенная из подвала брошенного дома. Но эта вещица могла обеспечить Никите несколько лет безбедной жизни. В Мостовом надо будет найти местного барыгу, посредника между сталкерами и Большой Землёй. У него давно хранится конверт с документами, которые позволят беспрепятственно проехать через блокпосты. Барыга станет уговаривать обменять артефакт на патроны и снаряжение, ему так выгодней. Надо будет настоять на своём. Никита решил завязать с Зоной, ему нужна только наличность.
Сказать по правде, Никита смутно представлял, что станет делать с причитающейся кучей денег. Наверное, вернётся в свой город, окружённый угольными терриконами, поселится в пыльной полупустой квартире. Найдёт работу, желательно такую, куда можно будет приходить лишь за зарплатой. Пойдёт куда угодно, только не обратно в шахту. Нет, это пройденный этап. Стоит ли полтора года калечиться в Зоне, чтобы потом снова идти в забой? Определённо не стоит. Сталкеру как-то описали местный табель о рангах: Человек, год ходивший по Зоне уже ветеран. Два года - живая легенда. Три года - живой труп. Никита собирал артефакты два с лишним года и чувствовал, здоровье уже не то. По утрам бьёт кашель - память о заражённых подвалах "Юпитера", болит надорванная спина. Поэтому с хождением по Зоне надо завязывать.
Местность постепенно понижалась, под ногами захлюпала вода. Впереди лежало небольшое болотце, которое сталкер рассчитывал обойти по краю. Болотце с виду вполне обычное, никакого зверья в бочагах и ядовитого тумана. Но детектор тихо завибрировал, предупреждая об аномалии. За кустарником её не видно, да Никита и не собирался ничего выяснять. Не хватало только вляпаться в конце пути из-за собственного любопытства.
Сталкер начал обходить аномалию по большой дуге. В ветвях зашелестел ветер, и сквозь шум Никите показалось, будто его окликнули. Сталкер мотнул головой, прогоняя морок. От усталости и с голодухи начинает мерещиться невесть что. Минуту спустя голос прозвучал совершенно отчётливо.