Так он и сделал. Более того, он знал — знал! — что Наташа раскусила его замысел, а значит, готова простить и малодушие, и трусость, готова принять его такого: обанкротившегося, жалкого. Он еще и за это возненавидел ее. В гробу он видел ее великодушие!
Это была одиозная терапия, подлая душа его еще пыталась спастись и ввергала неповинное тело в один запой за другим. Николай спивался сознательно.
Через несколько месяцев пришло спасение: Костя вновь нашел халтуру. На этот раз он подрядился строить свинарник в пригородном коллективном хозяйстве, представлявшего по сути осколок бывшего колхоза, отлетевший от него при распаевке земель. Работа не ахти какая, но все же…
***
Он шел по обочине вдоль дороги, где в снегу виднелась протоптанная узкая стежка, зная, что серый «Опель» с рыжеволосым водителем за рулем проедет, возвращаясь в город, именно здесь. Расчет его строился на том, что они с молодой женщиной, переглянувшись несколько раз, поняли друг друга. Так оно и вышло.
Вскоре по укатанному снегу прошелестела долгожданная иномарка. Против ожидания Алина Ньютоновна была в машине не одна, в салоне сидела ее вездесущая матушка.
Николай чертыхнулся, потеряв надежду установить сегодня более близкий контакт с понравившейся женщиной. Машина, не снижая скорости, пронеслась мимо, обдав его ветром да снеговой, колкой от мороза поземкой. Эх! — он специально сказался больным, отпросился у Кости на недельку домой якобы отлежаться в постели. Сорвалось! Придется срочно «выздоравливать» и потом что-то придумывать снова. Черт! — день пропал.
Машина, обогнав его метров на сто, остановилась, а затем так же тихо покатилась задним ходом ему навстречу. Поравнявшись, Алина Ньютоновна приоткрыла дверь и высунулась из нее, ежась от холода.
— Вы в город?
— Да. приболел вот, — поспешно добавил Николай, простодушничая и намекая, что не отказался бы от помощи.
— Садитесь. Я как раз Жанну Львовну везу к врачу.
Жанна Львовна сидела на заднем сидении, наискосок от водителя — на «генеральском» месте. Поэтому Николай, обогнув машину сзади, открыл переднюю дверцу и опустился на сидение рядом с Алиной.
— Алина, — скрипучим, прокуренным голосом отозвалась мать. — Ты знакома с этим человеком? — Николай поежился, ощущая себя посторонним предметом, о котором как раз случайно вспомнили.
— Нет, мама. Но видела его у вас на стройке.
— Молодой человек, — обратилась к нему старшая из женщин. — Представляю вам свою дочь: Алина Ньютоновна Снежная, вдова, в настоящее время занята воспитанием ребенка. А вы, я надеюсь, отрекомендуетесь сами, — кашлянув, она замолчала.
— Да уж… — Сухарев покряхтел, не зная с чего начать.
Он назвал свое имя и добавил, что строительные работы — его неизлечимое хобби, по образованию же он геолог. Алина блаженно улыбалась и молчала.
— Многих нынче выручает хобби, хорошо, что наши люди так многогранны. Странная у нас страна, — Жанна Львовна, вбросив свою реплику в костерок разговора, предоставила молодым возможность продолжать его.
Чувствовалось, что мать и дочь отлично понимают друг друга, потому что Алина, чуть подержав паузу, неторопливо продолжила предложенную тему для необязательной беседы, словно приняла от партнерши пас и посылала его дальше уверенной рукой.
— Отсижу с ребенком положенные три го-ода…
— Не три, а шесть, — поправила ее мать.
— Ну, это, если ты возьмешься меня финансировать в последующие три года, после гарантированных государством.
— Не смеши Николая, а то он подумает, что государство тебе не только гарантирует отпуск по уходу за ребенком, но и прилично оплачивает его, а я, сволочь, к этому ничего не добавляю.
— Конечно, мама, — сразу же согласилась дочь. — Так я и говорю, что тогда оставлю свою специальность и тоже займусь исключительно хобби.
— Ха! — не унималась мать. — Нет, какова? Молодец, дочь! Умеешь себя подать.
— По-моему, вы обижаете Алину Ньютоновну, — вставил слово Сухарев.
— Да ладно тебе, — махнула она на него рукой.
— Почему «подать»? — обиделась дочь. — Я говорю искренне.
— Это мудрое решение, Алина. Действительно, почему бы тебе не отказаться от своей специальности, тем более что ты ни одного дня по ней не работала.
— Пусть так, но и работать не буду.
— Допустим, хотя тогда полагалось бы употребить другие формулировки. Но это не суть важно. Меня интересует другое: каким хобби ты собираешься заняться? У тебя их много.
— Этого я еще не выбрала.
Эти двое не ссорились, не пикировались, они даже не решали дела — просто болтали о всяком, что было возможным и невозможным. Они не вкладывали в свои слова ни эмоций, ни подтекста, как будто просто упражнялись в немолчании, в связной речи, обсуждая то, что не могло иметь никакого отношения к их настоящей, реальной жизни.
— Вся в меня! Нет, ты видишь? — Жанна толкнула Николая худым кулачком. — Я тоже скоро забуду ветеринарию и переквалифицируюсь в строителя.
Две воспитанные дамы мягко и легко приняли его в свое общество, демонстрировали заведенный в семье стиль общения, давали ему время привыкнуть к ним и перестать смущаться. Николай это оценил и не дергался, сидел, слушал, молчал. Слишком затянувшаяся пауза будет ему знаком, что пора вставить и свое словцо — ему передают пас. Поэтому после каждой реплики он делал мысленные заготовки.
Но заготовки ему не понадобились. За непринужденным разговором они докатили до отделения неврозов областной клинической больницы, стоящего чуть в сторонке от первых городских кварталов на берегу Самары, притоке Днепра.
Жанна Львовна вышла из машины, достала из багажника объемистую сумку.
— Прошу двадцать один день меня не беспокоить.
— Совсем? — улыбаясь, уточнила Алина.
— Разрешается только в крайних случаях.
И она вошла в здание.
Алина повернулась к Николаю.
— Ты понял всю эту хитрость?
— Если честно, то — нет, — озадачено насторожился он.
— Мы же не уточнили, какие случаи относятся к категории крайних, а также то, кто обладает прерогативой это определять.
— Да-а, — обрадовано закивал собеседник.
Ему было удивительно хорошо в обществе этих женщин. Казалось, что возле них испаряются проблемы и жизнь становится светлой и определенной.
— Мы, конечно, все преимущества отдадим Жанне, да? — словно советовалась с ним Алина.
— А что нам остается? — подыграл он.
— Свобода, — просто ответила женщина. — Тебе куда? Кстати, ничего, что я на «ты»?
— О! Нет-нет, — он вскинул вверх обе руки. — Мне ведь тоже позволено?
— Йес! Так куда тебе? — повторила она вопрос, лукаво глядя ему в глаза.
Сто против одного, что она меня раскусила, — подумал он.
— Вообще-то никуда, — решил играть в открытую.
— Принято, — понимающим тоном произнесла она и завела мотор. — Значит, едем ко мне.
— А это удобно, ведь там ребенок?
— Ребенок с няней и у няни. Я иногда оставляю там дочь. Тебя это удивляет?
— Я как-то не успеваю удивляться еще больше, — признался он. — Меня все в тебе удивляет.
— Давай по порядку.
— Что?
— Снимать вопросы.
— А надо?
— Что значит надо? Просто, так интереснее. Да не волнуйся ты, — похлопала она его поруке. — Я успею и тебя обо всем расспросить.
— У меня нет ничего интересного. Родился, учился, женился, работаю. Все.
— Ладно. Тогда я без вопросов начну. Первое — насчет моего отчества. Мама вышла замуж за человека с именем Ньютон Исакович Школа. Сколько помню, она его называла Тоником, Нютой, короче, все какими-то женскими именами. А как бы ты его называл? Ну вот… — согласилась она с его молчанием. — Фамилию папину мать не взяла, осталась на своей и меня при регистрации записала Дубинской. Это я по мужу Снежная.
— А муж?
— Умер. Еще нет года, скорого будет год, — уточнила зачем-то Алина. — Он был старше меня, успел побывать в Чернобыле. Видимо, хватанул облучения. Короче, я узнаю, что беременна, а он в это же время узнает, что у него опухоль мозга.