— Крепче за елданку держись, онанист! — ответил Мистер Обама.
— Обам, а ты на работе пассажирам хамишь? — спросил Мистер Вялый.
Водитель ненадолго задумался за рулём, потом изрёк:
— Как сказать. Порой приходится довольно жёстко порядок наводить. Со стороны это может восприниматься как хамство. Другой вопрос, что серьёзных вдумчивых людей не так много сейчас, так что обычно никто не стесняется в ответных выражениях. О, вот и дом дамы! Пацаны, приехали, бля!
* * *
Тем временем Оксана Робски и Ксения Собчак, лёжа в обнимку в постели, обсуждали прошедшую ночь.
— Представляешь, кисунь, — говорила Оксана, — такая хрень приснилась... Впрочем, что-то тут есть. Возможно, даже книгу напишу об этом!
— Ну и что же там такое было? — сказав это, Ксения зевнула на полкровати своей лошадиной пастью и, лениво потянувшись, нежно придвинулась к подружке.
— Короч, там пиздец полный! Я сначала проснулась посреди ночи и не могла опять уснуть сперва, а тебя будить не хотелось. Провалялась минимум полчаса как дурёха последняя, потом всё же уснула. Сон приснился пелевинский — конкретная фаза “Lucid”. Делаю, что хочу. Вытянула руки, двигаю конечностями — и на руки свои никак надивиться не могу. Пытаюсь всем вокруг сказать, что мы во сне, но не могу: слово «сон» оказывается табуированным, как и все его производные. Зато получилось прокрутить сознание назад и свернуться в эмбрион с полным возвратом переживаний первоначального моего времени. Ну а потом, раз уж всё равно ясно было, что я во сне, устроила порево со всеми подряд.
— Порево — это охуительно! — оставляя крупный засос, Собчак присосалась к вые гостьи, будто кобыла к ручью.
В коридоре прозвенела мелодия дверного звонка.
— Звонят! — не скрывая своего сожаления, промолвила Оксана.
— А давай им не будем открывать? — с энтузиазмом предложила Собчак.
— Давай! — ответила Робски, и Ксения залилась весёлым лошадиным ржанием. Пристегнув страпон, она победоносно вошла в разработанное очко партнёрши, не забыв намазать резиновый дрын лубрикантом. Вскоре раздался крик оргазмирующей сучки, наложившийся на звуки, вроде бы, соседского ремонта. Ну а потом дамы поменялись местами.
* * *
На звонок в квартире никто не отреагировал. Решено было уничтожить дверь. Надёжный стальной щит “a la 90-ые” вскрыли, будто банку «пепси-лайт», с помощью автогена, нашедшегося в багажнике бывало-запасливого Мистера Обамы.
Войдя, «Они» увидели премилую картину: Робски страпонила в жопу Собчак, стоявшую по-собчаковски.
Сплюнув, Кактус выдал комментарий:
— Запас в жопу не ебёт... А Запасян и Запасидзе ебут!!
Ксюха благоразумно вырубилась, упав в обморок, а Робски подняла крик, и Кактус тут же успокоил её, воткнув в горло свой нож по самую рукоять. Прибежавшая на шум мини-сучка, которую Собчак обычно таскала в сумочке, лая и визжа от восторга, принялась пить кровь, ручьём брызнувшую из раны на шее дамы со страпоном на лобке.
Из-за аллергии на собак и на Собчак у Мистера Серпантина началась астма, и он согнулся в жестоком приступе кашля. Начался фирменный АД: Ксения лежит в отрубе, Робски хрипит в агонии, шавка тявкает в экстазе, а Мистер Серпантин, кряхтя и кашляя, достаёт свой аэрозоль и брызгает из него себе в глотку какой-то дорогой хренью.
— Мужик, от астмы турецкие бани помогают! — дал бесплатный совет Мистер Вялый.
Когда Серпантин наконец-то справился с приступом, он сделал фотоснимок трёх героинь домашней сцены на планшет, прокомментировав:
— Картина «Три шлюхи»!
* * *
Ксению Собчак отвезли на городскую свалку, где группа бомжей отодрала её толпой, то есть «хором», ведь, конечно же, ебать лучше whore’ом. Бомж Митрич запихал свои худые гениталии в пасть Ксении, в то время как Иван пердолил в бритый сип, а Литрошка засаживал в очко. Клара Игнатьевна, которой тоже удалось поучаствовать в сцене совокупления, загнав свой кулак в раздроченную жопу Собчак, нанесла отвёрткой жертве рану и написала её кровью на помойке, что Ксения нашла наконец свою любовь.
После этого в пизду даме Вялый запихнул её же собачку, и её зашили там нитками, найденными на помойке. Всё пожрав внутри, жадная сучка альенообразно вылезла из пупка Собчак. Ксения скончалась в муках.
* * *
Obmorok:
«Вялый пишет, Ксения скончалась в муках...»
Guba:
«Туда ей и дорога!»
Прочитав очередное сообщение из переписки его дочери, толстяк-отец Жиробас перевёл взгляд на «Вечернюю Москву» в своей руке. На первой полосе крупными буквами был напечатан заголовок: «Народ взволнован убийством Ксении Собчак! Кто может стоять за этим делом?!»