— Es ist mir egal... (с нем. Мне всё равно...) — прошептал немец и нежно поцеловал Злату в губы, буквально растворяясь в нахлынувших внезапно чувствах.
В животе у Златы всё стянулось в тугой узел, она ответила на поцелуй, ощущая руку Ульриха, которая прижимала её к нему. Он целовался превосходно. Не так, как Адам. Совершенно не так. Злата слишком увлеклась тем, что происходило, одновременно понимая, что поступает неправильно.
Она, не прерывая поцелуй, достала из кармана нож, раскрывая его и крепко сжала в руке. После отстранилась от Ульриха. Её взгляд замер на его привлекательном лице и Злата прошептала:
— Es tut mir leid... (с нем. Мне жаль...)
Это была единственная фраза, которую знала Злата на немецком, ведь Патрик постоянно говорил её, когда только начинал учить язык. И вот такие маленькие знания пригодились в жизни.
Нож легко вошёл в кожу живота, проникая вглубь. Девушка почувствовала, как её маленькая рука начала покрываться чужой кровью и резко выняла нож, зная, что таким образом делает Ульриху ещё хуже. Нож упал на пол, загрязняя кровью ковёр. Взгляд мужчины замер на её лице, в его глазах было удивление от того, что произошло. Внутри будто что-то рухнуло, с Златы упала маска милой девушки и Ульрих увидел перед собой врага.
— Polnische Schlampe! Helfen Sie mir! (с нем. Польская потаскуха! Помогите мне!) — закричал последние слова Ульрих, обозвав сначала Злату.
Она метнулась в сторону, желая убежать, но путь ей преградили двое солдат, которые уже давно стояли на улице и услышали крик унтерштурмфюрера. Они удивились тому, что увидели и замерли на месте.
— Что стоите, идиоты? Хватайте её и зовите врача! — снова закричал мужчина и солдаты выполнили его приказ, хватая под руки Злату, от чего та поморщилась.
Девушку повели из дому, после один солдат отпустил её руку и бросился прочь. Ему необходимо было найти доктора. Второй немец вёл Злату в сторону тюрьмы, в которую оккупанты ранее поместили других нарушителей закона. Правильнее было вовсе сразу же её расстрелять, но унтерштурмфюрер не дал на это приказа. Поэтому солдат отвёл её в тюрьму, где закрыл в тёмной, сырой камере. Злата стояла неподвижно с минуту, а после наконец заревела так громко, что ей стало жутко. Она совершила то, что задумала...
Врач к Ульриху прибежал уже поздно. Он лежал на полу, держась за место ранения, из которого стремительно текла кровь и не мог смириться с тем, что его обдурили. Так ловко и от этого ему хотелось закричать со злости и собственного бессилия. Покидал этот ужасный мир Ульрих с грузом на душе и последнее, что он увидел перед собой — всех убитых им людей, застреленных евреев, разрушенные семьи и искалеченные судьбы. А это было всего-навсего начало войны...
Слишком сыро. Злата услышала тихий писк где-то рядом, но не обратила внимания на него. Она сидела на холодном бетонном полу, поджав к себе ноги и прижавшись спиной к стене. Девушка смотрела на противоположную серую стену и не шевелилась. На руках уже давно засохла мерзкая кровь немца, хотя Злата пыталась вытереть её о платье. Не удалось. В камере стояла ужасная вонь мочи и фекалий, от которых по началу девушку тошнило, но сейчас этот «приятный аромат» уже не казался ужасным. В соседних камерах сидели люди. Злата слышала их шаги, скрип железной кровати и кашель. Не хватало ей ещё здесь какую-то заразу подхватить. От этой мысли девушка поморщилась и прикрыла глаза.
По коридору послышались тяжёлые шаги, явно принадлежащие человеку крупного телосложения. И Злата оказалась права, уже через пару секунд напротив металлической решётки остановился высокий мужчина в немецкой военной форме. Его лицо выражало эмоцию ненависти, светлые волосы были уложены назад, карие глаза смотрели прямо на девушку, изучая её взглядом, полным отвращения, будто бы он смотрит на облезлую крысу. Сзади него стояли двое солдат, которые и привели Злату в это ужасное место.
— Здравствуйте, позвольте представиться, я обершарфюрер СС (1) Фредерик Гофман, вы, так полагаю, Злата Тарновская? — поинтересовался мужчина, говоря на польском с сильным акцентом, чем начал жутко раздражать девушку.
Она кивнула.
— Я хочу слышать чёткий ответ! — сказал строго Фредерик.
— Да, я Злата Тарновская, довольны?
Челюсть немца напряглась и он сжал руками прутья решётки.
— Я вам не Шмидт, чтобы мне дерзить. На меня ваша внешность не действует. Выведите её, — сказал строго обершарфюрер, обращаясь в конце на немецком к солдатам, стоящим позади.