— Вы… вы не имели права так поступить! — возмутилась Ирэн, взгляд которой не переставал обращаться к сведенному судорогой телу собаки. — И я все еще не понимаю…
Неожиданно она поддалась чисто детскому отчаянию:
— Зачем? Как она умерла? Ведь не Валтасар же ее убил!
Малез только и ждал этого вопроса. Он пригласил всех на веранду.
— Именно он! — сказал он, опершись спиной о закрытую дверь.
Он не торопился:
— Он убил ее так же, как еще живым, став невольным орудием истинного убийцы, убил Жильбера Лекопта, вонзив ему в щеку смазанные кураре когти.
Жанна Шарон пронзительно взвизгнула. Остальные выглядели парализованными и совершенно подавленными страшным разоблачением. «Однако, — подумал Малез, — среди них по меньшей мере один был готов к тому, что его ожидало».
— Я долго ломал голову над этой проблемой: если Жильбер Лекопт ничего не ел и не пил за предшествующий смерти час, значит, яд был в него введен! Каким способом? Кем? С помощью чего? По всей видимости, никто не приближался к Жильберу в его последние минуты. Я думал только о разумных существах, я упускал из виду домашних животных — Маргариту, Валтасара, которые были вовлечены в вашу жизнь, в ваши игры… Я забывал, что Жильбер и их должен был мучить, как он мучил все существа, к которым привязывался… Разве я ошибаюсь?
— Нет, — произнес чей-то голос. Это была Лаура. — Жильбер так истязал Валтасара, что от страха и ненависти тот буквально брызгал слюной при его приближении.
— Убийца сделал ставку на эту ненависть! Перенесемся в то воскресенье, 22 сентября прошлого года… За завтраком Жильбер сделал вид, что не может пойти к обедне: он жаловался на головную боль, на сердце, мало ли на что еще. Убийца, планы которого были давно готовы, решил действовать немедленно. Он дожидался лишь подобного случая, случая, который позволил бы ему убить на расстоянии и создать себе безупречное алиби, если вдруг события примут дурной оборот и в дело вмешаются органы правосудия…
Кто-то — это был Арман — решился наконец запротестовать.
— Комиссар, вы сошли с ума! Никто из нас, а, похоже, убийцу следует искать среди нас, не рискнул бы — я отвечаю за свои слова! — так поступить, зная, что Валтасар может поцарапать кого-то другого, а не Жильбера!
Малез поднялся всей своей массой:
— Но ведь никакого риска не было, мсье Лекопт! В то утро вы все, припомните, отправились в церковь. За исключением вашего отца, который никогда не оставлял своей комнаты, и Ирмы, занятой обедом и бывшей, думаю, другом Валтасара… Напротив, убийца знал, что Жильбер не преминет помучить бедное животное, как он поступал всегда, оставаясь с ним без свидетелей. Более того, он даже мог не опасаться, что раньше животное слижет яд, который почти безвреден, попадая в организм через рот.
— А если бы роковая встреча не состоялась?
— Ну, тогда убийце пришлось бы подумать о следующей… К несчастью, он не догадался — или счел бесполезным — удалить кураре с когтей Валтасара, который умер, почесавшись и поцарапавшись. Вот почему сегодня он должен перед своей совестью и перед людьми отвечать еще и за второе преступление, на этот раз невольное, в отношении чучельника, взявшегося сохранить для вас останки старого друга.
— Что такое? Что вы говорите?
Внимательно всматривался Малез в своих слушателей. Их ошеломленность казалась искренней, да, вероятно, такой и была. Ведь убийца, даже если и читал газеты, вряд ли увидел причинную связь между своим преступлением и внезапной смертью чучельника.
— Набивая чучело Валтасара, г-н Жаден слегка поцарапался. О, это была совсем незначительная ранка, но достаточно было и ничтожной царапины: яд, попав в кровь, доделал остальное… Вмешался случай, и органы правосудия были привлечены к делу. А в результате двое невиновных — жена и работник чучельника — сегодня вынуждены защищаться перед судом присяжных по обвинению в отравлении.
Комиссар извлек из своего кармана трубку и крепко охватил ее головку ладонью. Теперь он был уверен в победе, уверен, что каждое его слово заключало в себе ударную силу.
— Странно то, — охотно продолжил он, — что я пришел к верному заключению в ходе ошибочного рассуждения. Я вообразил, что «убийцей манекена» мог быть только тот, кто убил и Жильбера. На этом рассуждении я построил все свое расследование. Но, по его собственному признанию, восковую фигуру изуродовал Жером, с ожесточением осыпавший ее ударами ножа. Преступник же, истинный преступник! — удовлетворился тем, что в припадке бешенства или безумия разбил витрину г-на Девана. Я допускал ненависть одного. Правда же состоит в том, что жертва вызывала ненависть у многих. Причем достаточно сильную, чтобы искать удовлетворения в преступлении.