"… известный писатель Вячеслав Цокотухин заканчивает книгу под названием "Гоморра местного значения", в которой рассказывает о том, как начальник городской милиции вступает в схватку с преступным миром и грозными явлениями природы…"
Как-то проезжал я мимо особнячка Цокотухина — мне Степа пальцем указал на изящное строение стиля "замок мини-феодала". Раньше там успешно проживал главный местный борец против тех, кто честно жить не хочет – Остапенко (некоторыми прозываемый Остапенко Бендер), Цокотухин же у него часто гостил. Сидя на веранде с бутылкой джина писатель читал Остапенке главы из своего романа "Брильянтовые революционеры" о том, как камушки-брюлики попадали на амстердамскую биржу при товарище Якове Свердлове (конечно же, для дела мировой революции, а не для обогащения западных банкиров). Ну, а Остапенко рассказывал писателю о своих схватках с преступным миром, что выглядело особенно правдиво на фоне нынешнего повального выхода на биржи местных консумольцов. Потом гуняковский фонд улучшил Остапенко жилищные условия, за то, что показал места, где осмий и рений растут, а тот, в свою очередь, приватизировал и загнал свою прежнюю хатку любимому писателю.
"… известный английский ученый профессор Джейсон Хок считает, что персональные компьютеры превратились в заповедники, где эволюционизирует враждебная человечеству цифровая жизнь, причем скорость этой эволюции превышает скорость биологической эволюции на два порядка. Только антивирусные программы "Доктор Кашпировски" могут обезопасить наше будущее…"
Дж. Хок — профессор кислых щей, раз дает использовать свое имя в мелкокалиберном рекламном ролике.
А это что за зараза! Толпятся гаишники, один другого внушительнее, стоят запрещающие знаки. Безропотно замер разный транспорт от груженых фургонов до катафалков. Проезд закрыт?
— Проезд закрыт,— всунулся усатый лик, мигом втянув в себя все пространство и всю атмосферу.
— Что ж мне теперь — разворачиваться в обратную сторону?
— Вот именно, и побыстрее,— лениво подтвердил гаишник.
Я все-таки выбрался полюбоваться ситуацией.
С двух сторон от дороги — овраги, буераки, еще дальше — лес, а участок шоссе метров в двадцать превратился в ямину, на дне которой бултыхаются обломки асфальта и плещется мутная водичка.
— Говорят, подземные воды размывали-размывали и вот, наконец, размылили насыпь,— пояснил кто-то из шоферюг.— А у меня пять тонн курятины для Свердловска-66. Ее подземные воды не волнуют, протухнет назло, а мне потом зарплаты не видать.
— Товарищ лейтенант, дайте мне справку, что здесь не проскочить было,— обратился другой водила к гаишнику,— я ведь яйца в Свердловск-66 должен доставить.
— У тебя их сколько?— вежливо спросил офицер.
— Пять тысяч,— с готовностью отозвался шофер.
— А по-моему, двух тебе вполне достаточно,— громыхнул гаишник.
— Землю продали, оттого она и проваливается,— вмешался какой-то старичок из местных.— Я вообще не по шоссе хожу, а левее по тропке.
— Ну и иди по своей левой тропке как можно дальше,— посоветовал кто-то местному жителю.
— А широкая ли тропка?— поинтересовался я.
— Ага,— старикан охотно заобъяснял,— по ней две коровы рядышком, не задевая друг дружку боками, прогуляться могут.
А что, у меня же не груженный КАМАЗ, но вполне аккуратная "хондочка". И старичок, надеюсь, не леший, чья функция сводится к заманиванию "иномарок" в чащобу или болото.
— Давай, дедуля, я тебя прокачу бесплатно, как спонсор, а ты меня проведешь своей партизанской тропой.
Отъехали мы с дедом Макарычем назад, сползли по обочине, где не слишком отвесный склон был, и покатили по тропе, украшенной коровьими лепешками. Обе стороны дорожки обступали деревья, колеса все чаще спотыкались о корни, а старикан меня развлекал:
— Свердловск-66 — он ведь до войны деревней был и прозывался Шайтанкопытовкой.
— Знаю, дедуля, знаю, я ведь там родился.
— Но не знаешь почему. Проезжал там некогда лютый хан Батый с нойоном своим Есугеем. Вон на месте нынешнего города ханский конь спотыкнулся так, что уронил татарина. Тот разорался, рассвирепел, проклял место это. Мол, как только в нем наберется народу побольше, оно вмиг и погибнет от огня и грома…
— Погоди, дед, со своим лютым ханом, сейчас направо или налево сворачивать надо было? Я вот направо свернул.
— А надо было налево. Я, что, не говорил разве? Так мы на крутой склон попадем. Одна буренка по нему как-то спустилась, так потом костей ее собрать не могли.
И понеслись мы вниз по склону, погубившему буренку. Развернуться и переть наверх я не решился: мощей мотора на такой крутизне не хватало бы, да сцепление наверняка бы полетело.
Спуск напоминал компьютерную игру. Перед тобой вдруг возникает то ствол лесного великана, то громадная каменюка и тебе надо совладать с рулем и вписаться в поворот. Только в отличие от компьютерной игры можно было легко превратиться в красные сопли, размазанные по лесному великану или громадной каменюке. Пару раз такой натюрморт едва не нарисовался, я только и успевал свернуть за счет сообразительности подсознания. Но ветки лупили по ветровому стеклу, угрожая высадить, и валуны скрежетали о борта, так что мандраж пробирал…
Наконец, этот нелыжный слалом закончился, тряхомудие прекратилось и мы, выехав на ровный участок, увидали неподалеку пустынное шоссе. Нехоженный, неезженный его кусок, потому что из Свердловска-66 по нему некуда было стремиться. Я вылез из машин, со стрессом ожидая, что на месте своей "хонды" обнаружу погнутую консервную банку. Но ничего. Подвеска выдержала и на капоте лишь десятка три крупных вмятин, не считая мелких царапин.
Меня даже развеселила победа в автокроссе. Гормоны умиротворения, пришедшие на смену адреналину, доставили тихую радость. Особенно, когда говорливого старичка высадил.
И вот уже щит с надписью "Свердловск-66". А когда-нибудь здесь будет намалевано что-то типа "Оффшорск" или "Сексоград", чтобы точнее соответствовать эпохе.
Но ничего, сейчас я начну приближать светлую будущность. Для начала надо забрать Стива. Я несомненно получу удовольствие, когда подмыленный и подмазанный директор типографии выйдет к Неелову, начнет свидетельствовать почтение и лично поведет в наборный цех, где труженики скопом кинутся к своим станкам, как дикие звери на мясо.
Впрочем, когда я еще по городку ехал, что-то проглядывалось настораживающее — для двух часов дня слишком много народу на улицах, да еще курсирует оный с каким-то взъерошенным видом. Некоторые граждане тащат аж по две крутобоких авоськи — от такой нагруженности жратвой мой взор уже успел отвыкнуть.
Улица Атомная, улица Электронная, а вот и Нейтронная, дом двадцать, где проживает в своем духовном мире Степа. Ворота почему-то закрыты. Я приткнул машину к забору, затем перелез через него. Когда сделал шагов пять по направлению к крыльцу, сзади раздалось кряхтение, а потом включился голос: