Сняла жемчужное ожерелье, подаренное мужем.
Положила его на постель.
Тщательно расправила.
— Иветта! — позвала баронесса чуть охрипшим голосом.
— Да, госпожа.
— Бертран де Монсеррат велел Родриго уничтожить нас обеих...
— Боже мой! — вскрикнула служанка, бледнея.
— ...А сеньор де Монтагут нарушил приказ, полученный от лучшего друга и теперь, сколько могу судить, приводит к повиновению собственных людей.
— Да, госпожа, — повторила ничего не понимавшая резвушка.
— Готовься. Если все обернется благополучно, путь предстоит неблизкий.
— А если нет? — спросила Иветта, мучительно гадая, о чем идет речь.
— Если нет, — печально усмехнулась Эрна, — опять разденешься и вернешься на попону. А дальнейший путь окажется коротким... и последним.
* * *
Баск Мануэль свалился с бесчувственного тела и медленно поднялся на ноги. Родриго лежал ничком, не шевелясь, оглушенный ударом упавшего сверху без малого двухсотфунтового противника.
Тяжело дыша, вытирая грязной ладонью запекшийся рот, Мануэль уселся на земле, с ненавистью разглядывая огромного испанца, столь грозного еще несколько секунд назад, и такого бесконечно уязвимого теперь.
— С-с-сволоч-чь! — прошипел баск, чувствуя, как выскакивает из груди колотящееся сердце. — П-подлюга!
Шатаясь, Мануэль встал на ноги и остервенело пнул неподвижного Родриго в ребра. Еще раз. И еще.
— Так это и есть, скотина, твоя ч-честная д-дележка? — процедил он, трясясь от бешенства. — А знал же я, знал с самого начала! Ну, погоди, гадина!..
Проворно, понаторело молодой баск стянул кисти Родриго вынутым из куртки сыромятным ремнем. Огляделся. Быстрым, сноровистым ударом разрубил валявшийся на примятой траве боевой лук, имевший в длину шесть футов, а при натяжении требовавший почти ста пятидесяти фунтов усилия. Деревянные половинки разлетелись, отброшенные тугой тетивой, прыгнули по земле, замерли. Мануэль нанес еще два быстрых удара и поднял прочнейшую, навощенную веревку, на которой можно было бы спокойно поднять в воздух кузнечную наковальню.
— Угу, — буркнул он уже довольным голосом.
Связать лодыжки поверженного командира было делом нескольких мгновений. Баск яростным пинком перевернул капитана и начал неудержимо, со всего размаху бить Родриго по щекам, приводя в чувство. Испанец не шевелился.
— Ах ты, тварь, — остервенело процедил Мануэль.
Выпрямился, повел взглядом вокруг, сделал несколько быстрых шагов и вернулся, неся сдернутую с пояса Альваро флягу. Струя холодного терпкого вина ударила в лицо Родриго, темными струями разлилась по щекам и подбородку, начала постепенно впитываться в землю.
Остатки напитка Мануэль влил капитану в рот. Кастилец медленно раскрыл глаза.
— Мануэль?..
— Он самый.
Родриго дернулся и немедленно вспомнил все произошедшее. Ни рукой, ни ногой шевельнуть не удавалось.
«Оглушил, сукин сын. Одолел-таки.»
Испанец повернул голову и уставился прямо в глаза бывшего подчиненного.
— Что будем делать дальше?
— Дальше? — медовым голосом осведомился баск. — Ах, дальше... Скажи, Родриго, ты заранее продумал и расчислил это маленькое приключение?
— Нет.
— Тогда зачем же?..
— Объяснил бы, — медленно произнес испанец, — но ты, к сожалению, не поймешь.
— Я все понимаю, — засмеялся окончательно восстановивший дыхание баск. — Баронесса по вкусу пришлась, делиться не захотелось... Куда проще: мой меч — ваши головы с плеч. А, Родриго?
Кастилец промолчал.
— Я подвешу тебя за ножки, — любезно сообщил Мануэль. — Можно бы и за другое место, да тяжел ты, капитан, оборвешься быстро, подохнешь легко. А так — разведем снизу милый маленький костерок, сами согреемся, тебя подогреем... Помнишь, нантский ювелир продержался полчаса? Потом все равно выложил, где хранил золото и камни, да проку от этого было мало — подох часок спустя. Но для тебя расстараемся, Родриго. Костерок разложим крохотный-прекрохотный, чтоб пламя только слегка подымалось. А покуда будешь болтаться на веточке, начальник любезный, выведем баронессу на вольный воздух, сами возымеем, тебе возыметь позволим... Поскольку в подвешенном состоянии любовью заниматься несподручно, придется гордость вашу доставить по назначению отдельно, в отъятом от прочих телес виде...
Мануэля колотило нервной дрожью. Грубый, наглый баск начинал изъясняться с витиеватостью, оскорблявшей простейшие стилистические правила.
Впрочем, Родриго было не до словесных изяществ.
— ...Вот так, отъятую, и вставим, куда положено. А баронессу для пущей важности на костерок затащим... Да-с. Чтоб вы на холодность возлюбленной не пожаловались. Мы люди не гордые, помиримся и на служаночке, ха-ха...