Почти весь месяц арондальцы бодро шагали вглубь королевства по направлению к его столице — Шантеру. Но в последние дни лета на горизонте показали высокие стены крепости Ньерн. Залихватские возгласы, что цитадель падет при первом же штурме, быстро испарились как лужа воды под палящим солнцем. Разношерстной армии теперь противостояло одно из лучших укреплений во всем Грундфелле с многочисленным гарнизоном солдат.
С первых же дней пребывания под Ньерном маршал начал терпеть поражения, что вызвало упадок духа среди воинов. До штурма дело не доходило: даже осадные башни не удавалось приблизить к стенам, чтобы они не были разрушены камнями катапульт или сожжены горящими стрелами. По ночам противник совершал отчаянные вылазки, уничтожая отряды, возводившие укрепления, разрушая осадные орудия и палатки.
Все чаще между командирами возникали споры, кто должен выставлять своих людей, перекрывая коварные выпады врага. Никто из вассалов короля не был намерен рубиться с умелыми воинами, предпочитая вклиниваться в сражение, когда победа в нем будет уже очевидной. Видя бесперспективность бессмысленного стояния под грозными стенами крепости, многие наемники стали уходить на северо-восток, рассчитывая поживиться грабежами.
Армия быстро разлагалась подобно трупу в пустыне. Оставалось только усилить натиск роскоши и удовольствий. И Аллард щедро оплачивал средствами советника Девлета поступление в лагерь всего необходимого для этого. Вскоре появились полчища бродячих певцов и музыкантов, а купцы с южного побережья Арразии предлагали отведать чудодейственного дыма, сшибающего с ног получше любого хмельного напитка. Праздная толпа жрецов и блудниц продолжала веселить уже поскучневших солдат. Казалось, что войны здесь вовсе нет. И разве она могла поджидать человека, держащего в одной руке глиняную бутылку крепкого эля, а другой рукой ласкающего грудь красивой танцовщицы.
Однажды вечером в лагере поднялась паника. Уверенные в своей безнаказанности мейлиндцы не стали дожидаться темноты и стремительно атаковали по обыкновению сонные отряды дозорных. В этот раз врагу удалось слишком глубоко прорваться в лагерь, прежде чем его отряды самоотверженно вытеснили гвардейцы короля. Многих командиров не оказалось на посту, с растерянными ополчениями никто не мог управиться. Некоторые при первых же столкновениях в ужасе бросились бежать куда глаза глядят, успевая по пути обчищать своих же товарищей по оружию.
Сагрий лишь растерянно обошел место побоища и приказал укрепить лагерь со стороны неприятеля, заставив сторожить его отличившихся в этой вечерней суматохе солдат.
— Что же это получается? — громогласно восклицал Уильям, то и дело преследуя свиту маршала. — Пока эти свиньи пируют, лучшие воины Арондала должны охранять их сытые животы?! Наше назначение разметать по полю врага, а не постыдно служить сборищу наемников!
Между тем перебежчики, проникающие в лагерь, сообщали, что на помощь осажденным движется большое войско. Так что, сколько бы арондальцы не выпячивали грудь, считая себя хозяевами положения, а очень скоро их армия будет разбита. Маршала же публично казнят на стене крепости вместе с остальными командирами.
От этих слухов воинство пришло в сильное волнение. Когда опасность погибнуть резко возросла, многие зароптали о необходимости вернуться домой. Начались самовольные исчезновения солдат и целых отрядов. Дезертиры прихватывали с собой не только оружие, но и продовольствие, которое и без того стало резко сокращаться по причине неравномерного распределения между воинами и прибывающими в лагерь лишними ртами.
Сам Сагрий отлично понимал нависшую над армией опасность, но никак не мог переломить дерзкие настроения людей герцогов, по-прежнему отказывающихся подчиняться его приказам. Спустя три недели с начала осады маршал рискнул устроить неподготовленный штурм крепости. Жестокое поражение и горы трупов заставили всех еще больше усомниться в возможном успехе этого самолюбивого полководца.
Однако подкрепление мейлиндцев задержалось в пути, а в подчинение маршалу прибыли свежие резервы. Решив, что держать в осаде крепость можно и малым числом, Сагрий выдвинул армию навстречу противнику, рассчитывая быстро разбить его, используя превосходство в численности.
Заканчивался Месяца Тишины. В краях Мейлинда прочно обосновалась морозная ночь. Северный ветер, завывая подобно стае волков, выдувал из палаток тепло, вынуждая воинов обкладывать их большими камнями. Норлаг, как называли его местные в честь своего бога, проникал под одежду, находя самые изощренные пути к телу сквозь складки тканей. Кольчуги и панцири только способствовали охлаждению, делая патрулирование вдоль лагеря невыносимым. Голые степные просторы приносили настоящее бедствие даже без лютых холодов.
В один из морозных вечеров в палатку к Алларду заглянул Уильям и поделился с ним планами маршала.
— Не подумайте, что я желаю нашим войскам поражения, но вы же сами видите, в какие отбросы превращается наша армия, — угрюмо сказал он, то и дело, теребя свою отросшую за время компании бороду.
— Полагаете, что даже такое толпой Сагрий сможет одолеть приближающееся к осажденным подкрепление? — спросил его Уинсон.
— Так оно и будет, потому как по близости нет естественных укреплений. Но поверьте, даже в открытом бою мы понесем очень тяжелые потери. И мне не хочется, чтобы на острие копья выступили мои воины. Не хочется ценой их жизни прославить Сагрия.
Горестный тон командира явно выдавал в нем желание выйти из подчинения маршалу. Возможно, не последнюю роль в этом играло и честолюбивое стремление Уильяма к куда более высоким вершинам, чем его настоящая должность. Как знать, возможно, Сагрий догадывался о планах Девлета продвинуть своего любимчика на место командующего. А каким еще способом можно было убрать с пути соперника, как пользуясь своей властью, отправить его в самое пекло сражения?
— Я слышал, после вчерашней успешной вылазки вы привели в лагерь несколько пленных, — сказал ему Аллард после некоторых размышлений.
— Пленные действительно имеются, — безжизненно ответил тот. — Сагрий намерен для устрашения осажденных предать их смерти прямо перед крепостными стенами, но мне это кажется омерзительным варварством.
— Подождите, Уильям. Про эти замашки маршала мы поговорим позже. Меня сейчас интересует вот что: как думаете, возможно ли одному из ваших пленников незаметно удрать и предупредить своих о планах наступления?
От этих слов командир изменился в лице. На его шее возникла красная полоса, которая быстро выбравшись из-под воротника, поползла вверх.
— Это ужасно! — задохнулся он в первую минуту. — Это же измена и никак иначе!
— Разве вы не согласились тогда во дворце с мнением лорда Девлета? — мягко спросил Аллард, готовясь осторожно подавить у командира эту несвоевременную преданность своему делу.
— Одно дело согласиться, другое дело подставлять под удар всю армию. Хотите, чтобы нас разбили в пух и прах? Только кем я потом должен командовать? — продолжал недоумевать Уильям.
— Успокойтесь, я тщательно продумываю свои действия. А вот вы слишком громко говорите, забывая, что мы сейчас не на поле битвы, — Аллард усадил его на единственный в палатке стул и налил гостю полный кубок вина, который тот незамедлительно опустошил. — Нам нужно лишь затянуть войну, а для этого необходимо, чтобы мейлиндцы отступили. Ньерн нам еще долго не взять. Однако если помощь достигнет осажденных, они могут принять ошибочное решение устроить решающее сражение. И кто бы ни победил — для нас с вами это будет равносильно поражению.