Выбрать главу

— Вы Что ж… заявление какое пришли сделать? Прошу на меня не дышать!

— Пришел. Заявление. Заявлю вам, как представителю власти, что мне скучно! Почему нет никаких увеселений?

— Идите домой спать. Вот вам и увеселение.

— Вы думаете? Не желаю. Я хочу жить полной жизнью. Конечно, вы можете меня прогнать, но — куда же мне пойти? Если я пришел сюда, значит, больше некуда. Ах, г. околоточный! Русский человек носит в себе особую тоску.

— Будьте добры не мешать мне.

— Куда же я пойду? Чрезвычайно хочется каких нибудь увеселений.

— Ну… пойдите в кинематограф. Часа через два откроется.

— Мерси! Вот видите — дельный совет. Я знал, куда иду! Начальство — оно распорядится! Разрешите посидеть тут на диванчике, подождать открытия.

— Сидите. Только не шумите. Вам что, господин?

— Жена от меня ушла. Нельзя ли…

— А вы чего же смотрели?

— Ах, да разве за ними усмотришь? Спрашивается, чего ей недоставало?

— Да… Женщины народ загадочный. Все ищут такого, чего и на свете нет. Престранная публика. Подозрение на кого-нибудь имеете?

— Тут даже и подозрения никакого нет; сбежала с штабс-капитаном Перцовым.

— А вы чего же смотрели?

— А вот вы спросите. Приятелем моим считался, на биллиарде вместе играли и — на тебе!.. Подсидел.

— Да-а… В семейной жизни всегда нужно быть на чеку, — говорит устало околоточный, закуривая папиросу. — Можно вам предложить? Семейная жизнь это, как говорится, осаждаемая крепость. Женщины любят все романтичное, а мужья ходят по утрам простоволосые, в расхристанной рубашке и туфлях на босу ногу. А женщина лакированный ботфорт любит. Нравственная глубина не так ее интересует, как приятный блеск внеш… Тебе чего?

— Ну, вы еще заняты, так я себе немножечко, ваше благородие, подожду. Таки каждый человек должен ожидать, когда их высокоблагородие заняты. Вы уж, пожалуйста, не кричите…

— Да ты по какому делу?

— Маленькое себе дело. К моей жене заехала из Варшавы на минуточку свояченица, ну, так она имеет варшавское правожительство. Я говорю господину паспортисту…

— Хорошо. Зайдешь к трем часам, когда посвободнее будет. Вам чего, барышня? Не плачьте.

— Можно так делать? Говорил: «люблю, люблю», а теперь вытянул все, обобрал и ушел… Оставил, в чем мать родила.

— Кто такой?

— Приказчик от «Обонгу». Прямо-таки оставил, в чем мать родила.

— А вы чего же смотрели?

— Так если он говорил, что любит. Божился, крестился, землю ел. А теперь что я?.. В чем мать родила!

Это не более, как поэтическая метафора, потому что огромная шляпа на голове девицы никогда не позволила бы ей появиться в таком виде на этот горестный свет.

— Хорошо, — говорит околоточный. — Вы где в него влюбились? В нашем участке? Будьте покойны, — мы примем меры!

Пишущий эти строки долго сидит на потертом деревянном диванчике и любуется этим калейдоскопом кухарок, квартирантов, привидений, пьяных и обманутых мужей.

И вот, выждав свободную минуту, я встаю с диванчика и подхожу к обессиленному, отупевшему околоточному.

— Вам что угодно?

— Темы нет, г. околоточный.

— Какой темы?

— Для рассказа.

— А вы чего-же смотр… Да я-то тут причем, скажите пожалуйста!?

— Как, причем? Вы — полиция. Если привидения, пьяные и обманутые мужья вам «причем», то и тема вам «причем».

Околоточный трет голову.

— Вам тему?

— Тему.

— Для рассказа?

— Для рассказа.

— Гм… Подозрения ни на к… Ах, ты, Господи! Ну, мало ли тем… Ну, опишите, например, участок, посетителей. Вот вам и тема.

— Ну, вот и спасибо. Опишу. Я, ведь, знал, что, если вы обязаны смотреть за всем, то обязаны смотреть и за темами. Прощайте!

Вот — написал.