А вечером ты впервые привела его с собой в крепость, мы сидели за ужином — поначалу я еще ел вместе со всеми за большим столом, — и Иоахим не переставал брюзжать по моему адресу. Достаточно было мне попасться ему на глаза, как он начинал меня шпынять. Следы, он обнаружил на натертом полу мокрые следы и немного черной грязи, которые я там оставил, и напустился на меня с попреками и обвинениями, неужели я непременно должен все запакостить, спрашивал он, неужели не заметил, что мы здесь уже не на Коллеровом хуторе. Шеф долго не вмешивался, но потом сказал Иоахиму:
— Ну, а теперь хватит, утихомирься.
А Доротея сказала только:
— Успокойся, после ужина Бруно все подотрет.
Но он продолжал язвить, с паузами и не прямо в мой адрес, ехидничал до той самой минуты, как Ина распахнула дверь и весело заявила:
— Смотрите, кого я с собой привела.
Все сидевшие за столом были по меньшей мере удивлены, они перестали есть, уставились на нежданного гостя и поднялись, лишь когда влекомый Иной Нильс Лаурицен уже стоял у стола и, неуверенно улыбаясь, бормотал какое-то извинение, которого никто не желал слушать. С Нильсом дружески поздоровались и пригласили к столу, разделить с нами трапезу. Я уже давно заметил грязные следы, которые Ина и Нильс оставили за собой от двери к столу, черные сырые отпечатки, они были куда виднее моих и даже усыпаны комочками земли с кротовых холмиков — я их заметил, но помалкивал и ждал, скажет ли им что-нибудь Иоахим, и когда он наконец обнаружил отпечатки на светлом ковре, то откашлялся и спросил Ину:
— Ты что, не видела нашего половика?
Ина, как раз расставлявшая две тарелки и приборы, посмотрела себе под ноги, обнаружила грязные следы, рассмеялась и сказала Нильсу:
— Взгляни-ка, как мы себя увековечили, — а Иоахиму сказала: — Благороднейшая грязь из всех существующих, грязь приобщения, — и больше ничего не добавила.
Нильс Лаурицен съел лишь ломтик хлеба и выпил лишь одну-единственную чашку чая, он мало говорил и за весь вечер задал лишь один-единственный вопрос — спросил, как поживает доктор Целлер, на что шеф ответил, что Макс, верно, по обыкновению, страдает от существующих условий и потому ему живется хорошо; и еще при общем молчании добавил:
— Чем менее Макс доволен состоянием дел в мире, тем лучше он себя чувствует, — после чего пустил по кругу корзинку с хлебом и предложил нам еще подкрепиться.
Ине пришлось показать ранку на указательном пальце, которая уже не кровоточила, от пластыря Ина отказалась и также не пожелала сразу возвращать носовой платок, его надо сперва простирнуть и погладить; что она рассказала о том, как поранила руку, было правдой. Как же она старалась заразить нас своей веселостью, она говорила не переставая, должна была в мельчайших подробностях доложить, где они с Нильсом побывали и что видели:
— Это был барсук, скорее всего мы в зарослях ежевики вспугнули барсука…
Она говорила так возбужденно, что не замечала, как Иоахим вздыхает и от нетерпения барабанит по коленке. И когда он уже не мог больше выдержать ее болтовни, он не попросил ее замолчать, а повернулся к шефу и безо всякой связи спросил, надо ли продолжать проверку насаждений, как это было предусмотрено, а шеф только мельком взглянул на него и в свою очередь спросил:
— А как же иначе?
— И все другие работы? — хотел знать Иоахим.
На что шеф с некоторым удивлением:
— Почему же нет, завтра самый обычный день.
Доротея, всегда готовая вступиться за Иоахима, сочла нужным указать шефу, что вопрос вполне оправдан. Она сказала:
— Может, нам следует обождать, пока все не прояснится?
Однако шеф спокойно решил:
— Мы будем продолжать, Дотти, пусть все идет как обычно, это послужит нам лучшей защитой.
Конечно, Ина почувствовала что-то неладное, ощутила общую подавленность, она озабоченно переводила взгляд с одного на другого и, обхватив обеими руками стакан с чаем, видимо, надеялась, что кто-нибудь ей больше скажет, но все молчали, и тогда она напрямик спросила, не привез ли гость плохие вести, и еще спросила:
— Как вообще прошло посещение высокого гостя?
Но все уставились куда-то в пространство, и, только когда Нильс в нерешительности встал, собираясь проститься, шеф поднял голову, жестом предложил Нильсу снова занять свое место и сказал:
— Ты не поверишь, Ина, но я предложил министру, когда, прощаясь, он все здесь расхваливал, я в шутку предложил ему у нас здесь поработать, и это даже не слишком его позабавило, он сказал: «Что ж, дорогой Целлер, быть может, я поймаю вас на слове».