Ах, Ина, я и сейчас слышу, как ты в вечер перед переездом, когда мы все сидели среди узлов и ящиков, на Коллеровом хуторе, настояла на обещании, что ты сама, самолично, обставишь свою комнату. И только грузчики, помогавшие нам при переезде, входили к тебе, и взгляды, которыми они обменивались в коридоре, сказали мне, что увидели они нечто вовсе непривычное.
Я был первым, кому ты все показала, может, ты на мне хотела проверить впечатление, которое твоя комната произведет, или должна произвести, на других.
— Идем, Бруно, на одну минутку, — и повела меня к себе.
На воле, я стоял не в комнате, а оказался на воле, потому что все стены были покрыты большими цветными плакатами, которые ты от всех нас скрывала: меня окружали луга, где лошади нежно терлись шеей друг о дружку, тут над камышовыми зарослями летели дикие гуси, а там, под цветущими плодовыми деревьями, стояли пчелиные ульи, можно было даже заглянуть на лесную поляну, где расположилась отдохнуть и перекусить вспотевшая компания. Стен почти не было видно.
Но всего лучше, Ина, были рисунки, которые ты повесила в один ряд, все одного размера, и на них изображены мы все: Доротея и шеф, Макс и Иоахим, и я, и ты. Лицо шефа нужно было отыскать в кроне ореха, а Доротея — ту обрамляли заросли ежевики, у Макса и Иоахима глаза были сощурены, будто их слепило солнце, а ты сама выглядывала из зеркала. Себя я сразу узнал, ты нарисовала мое лицо на бумажном змее. И в восторге я сразу же попросил тебя подарить мне рисунок, но ты сказала «нет». И еще ты сказала:
— У меня вы должны быть все вместе.
Тут я очень обрадовался и попросил разрешение время от времени тебя навещать, и ты согласилась и сказала:
— Ты же знаешь, Бруно, моя дверь всегда открыта, и здесь, в крепости, это не изменится.
А потом ты захотела пойти со мной в подвальную комнату, которую предназначил мне шеф, хотела помочь мне там устроиться, и немало удивилась, когда я сказал, что помогать нечего, я уже давно все сделал.
Из своего окна мне не было видно светлой конторы шефа в полуподвале, но я мог видеть всех, кто направлялся к нему, это были главным образом мужчины в куртках или зеленых грубошерстных пальто, реже пары, они приезжали в легковушках и автофургонах, и первый их взгляд был направлен не на контору, а на простиравшиеся до самого горизонта наши участки. Как они стояли. Как затеняли рукой глаза. Как подталкивали друг друга и вытянутой вперед рукой указывали на что-то, что они узнавали. И министр, посетивший нас однажды в воскресный день, стоял точно так же и тоже затенял глаза и объяснял сопровождавшим его людям, что́ он там вдалеке узнавал.
Мне ничего не стоит ждать, но другие, они начинают выказывать нетерпение, даже если им приходится ждать какие-нибудь полчаса, особенно Иоахим; тогда он снова и снова выскакивал на террасу и оттуда осматривал шоссе в бинокль, пока наконец не обнаружил две черные машины. Они подъехали по Главной дороге, и министр первый вышел из нее и стал со всеми за руку здороваться, причем по ошибке подал руку Эвальдсену, который опустил на землю охапку хвороста и просто глазел, а затем тот, кого шеф назвал великим садоводом-любителем, оглядел наши участки, одобрительно кивнул и стал что-то объяснять сопровождающим. У министра-садовода было моложавое лицо и седые с желтыми прядками волосы, руки были теплые и мясистые, и на пальце надето массивное кольцо-печатка с голубоватым гербом; его маленький ротик был всегда немного приоткрыт, словно бы министр чему-то удивлялся. То, что он ходил сутулясь, верно, объяснялось его высоким ростом, он возвышался надо всеми и к каждому, с кем разговаривал, должен был наклоняться, а разговаривал он решительно с каждым, кто оказывался с ним рядом. Меня он спросил о моем любимом занятии, и я сказал: «Подвязывать к колышкам саженцы голубой ели», на что он так удивленно закивал, словно бы это было и его любимым занятием.
Шефа он, видно, откуда-то уже знал, потому что по-дружески взял его под руку и сказал, взглянув на крепость:
— Какой прекрасный дом вы себе построили, господин Целлер. — И еще сказал: — О вашей работе слышно очень много хорошего, говорят, вы творите чудеса.
На это шеф, пожав плечами, ответил:
— От молвы никуда не уйдешь, господин министр. — Больше он ничего не сказал.
За накрытый для кофе стол, приготовленный Доротеей, решено было сесть позднее, после осмотра, после обхода, министр хотел для начала что-то увидеть, и они с шефом пошли вперед, а я попросту увязался за ними вместе с людьми, приехавшими с министром.