— Ладно, хватит о шалостях, давайте приступим к занятию. Сегодня мы повторим про большевиков и Ленина, НЭП, революцию, захватим чуть-чуть Первую Мировую и пойдем дальше по СССР. Диктовать буду быстро, кто не будет успевать — не мои проблемы.
— Так зачем записывать, если в учебнике все есть? — сказал Проханов.
— Когда пишешь, лучше в мозгу откладывается, Ваня.
Учитель принялся диктовать, сначала все продолжали разговаривать, перешептываться, потом в классе повисла тишина. Турка не успевал записывать все, но тут важно было хотя бы делать вид, что работаешь. Алик пыхтел, то и дело бормоча: «разве можно так быстро, куда так быстро», а Андрей Викторович был непреклонен. Он диктовал быстрее и быстрее, даже Слютина нарочито вздыхала, переставала писать и трясла рукой.
Естественно, банда не утруждала себя писаниной. Притихли, это да, но все равно шушукались. Скрипел мел: некоторые даты историк наскоро черкал на доске и места оставалось все меньше и меньше.
На парте за которой сидели Турка и Алик, нацарапали уже больше десяти вагонов, в некоторых были дебильно улыбающиеся человечки. Возле АЛИНА ШЛЮХА появилось «Историк — ушлепок», а надпись «Челбин чмо», трансформировалась в «Челбин, чмок)».
Банде не давала покоя губка, лежащая в жестяном коробе рядом с мелом. Они переглядывались, улыбались, подмигивали друг другу.
С короба для тряпки мерно капало на паркет: кап, кап. Шепот Плотникова, вот засмеялся Уфимцев. Тыкнул соседа, шепнул ему, и тот тоже заржал.
Кап. Кап.
Вскоре уже весь класс пытался успеть за преподавателем, одновременно борясь с приступами смеха. Историк видел, что в классе нарастает шум, и все быстрее и быстрее надиктовывал события, даты, уточнения.
Кап. Кап. Кап.
Водовозовы сидели на первой парте, зажимая ладонями рты. С покрасневшими лицами и слезами в уголках глаз. Доску сплошь покрывали колкие буквы и угловатые цифры.
— Что за шум? Я может, медленно диктую? Могу еще быстрее.
— Ну Андреееей Вииииикторович! — застонала Воскобойникова. — Это же просто нереально.
— Повторите еще про стачки, непонятно, — попросил Плотников. Конечно же, эту реплику сопровождал смех. Андрей Викторович глянул на небольшое пятно, собравшееся под доской из капель, окинул взглядом класс. Потом тронул губку пальцем — за этим движением многие следили, затаив дыхание.
— Ребята, кто мыл губку?
Тишина.
— Так. Кто сегодня дежурный?
По-прежнему нет ответа. Турка вспомнил, что на биологии убирать пришлось Алику — он и был сегодня дежурным.
— Слютина, кто сегодня дежурный?
— Алик, — ответила отличница, чуть поколебавшись.
— Богатьков? Ты чего молчишь, забыл?
— Да, я не сегодня, — попытался вяло отмазаться Алик. — Это я просто на биологии подмел.
— Так, — Андрей Викторович вновь бросил взгляд на пятно под доской, ноздри его слегка подрагивали. — У вас есть человек, отвечающий за дежурство?
— Да, — подняла руку Хазова. — Богатьков дежурный сегодня, по списку.
— Конечно! — потряс розовеющими щеками Алик. — Я и на прошлой неделе тоже дежурил!
— Так кто тебе виноват?
— Ребята, хватит. Мне сейчас важно знать, почему от губки странно пахнет. Кто-то может рассказать об этом?
— Нет, — гоготнул Шуля. Андраник, Кася, Плотников и Китарь прыснули.
— Ладно, ладно. Плотников, это твоего… причиндала дело?
— Чее-его? За кого вы меня принимаете, Андрей Викторович? Разве я мог бы себе такое позволить?
— Тогда попрошу тебя выполнить роль дежурного.
— Нет, что вы, пожалуй, откажусь от такой высокой чести.
— Шульга, может, ты хочешь?
— Что хочу?
— Помыть губку.
— Не, спасибо, — Шуля хрипло засмеялся, — это для чуханов.
Андрей Викторович поддел губку длинной деревянной линейкой, сверху придержал указкой и понес через проход. Ребята посмеивались, шарахаясь от истекающего вонючей жидкостью поролона, от которого обильно капало на паркет. Пронося губку мимо Шулиной парты, Андрей Викторович остановился и спросил:
— Что, очень смешно?
— Смешнее было бы запихать ее вам в рот, — ответил Шуля, а Андрей Викторович отпустил губку в свободное падение, отступив на шаг назад. Шуля среагировать не успел, мягкий ком плюхнулся на парту, брызнув в разные стороны каплями, которые попали в том числе и на Шулину одежду, и даже на щеки — во всяком случае, он резким движением провел ладонью по лицу. Глаза его тут же засверкали: