Еще удавалось поспать днем. Больше всего любил Скелет отсыпаться, когда сосед куда-то надолго отлучался. Здесь не очень-то следили за больными, так что при желании и возможности, можно было уйти после утренних процедур, хотя и существовал формальный запрет. Но сосед ускользал на выходные, так как в это время больные в сущности были предоставлены самим себе. Если вечером в пятницу уйти, то никто тебя не хватится два дня. Остаются, конечно, дежурные медсестры, но они более тщательно штудируют книги и сканворды, нежели коридоры и палаты.
Вот тогда-то Скелет и обретал душевный покой. И как же он не хотел, чтоб наступал вечер воскресенья…
Сосед иногда возвращался с царапинами на лице, иногда с обломанными ногтями, почти всегда в грязной одежде. Один раз Скелет увидел грязные кроссовки, которые толстолоб не успел замыть в туалете. Скелет почему-то сразу вспомнил, как они с отцом ходили на рыбалку и возвращались примерно в таком же виде, и как тогда ворчала мама, но тут же замолкала, увидав улов. Когда они возвращались грязные и без рыбы, да еще и пьяного отца шатало будь здоров — вот тогда мама устраивала знатный скандал. Что поделать, не всегда идет клев.
Скелет вздохнул. Слушая бормотания соседа, и укрывшись с головой, он попытался ни о чем не думать.
Когда Турка узнал о новом скандале, сотрясшем школу, он удивился лишь тогда, когда понял, что замешан в нем новый историк. Андрей-как-его-там — Турка даже не запомнил отчество, — совсем не походил на маньяка-педофила. Хотя справедливости ради стоит сказать, что почти так всегда и бывает.
Но… внешний вид одно, другое дело, что и поведением историк не выделялся, разве что уж был как это… чересчур агрессивным? Но многие учителя повышают голос, здесь ничего такого нет.
В то, что он пытался изнасиловать Алину, как говорят, тем более не верилось. Воскобойникова та еще фантазерка. Только зачем ей это?
Больше взволновал Турку конверт и листок бумаги, которым перед ним тряс отец. Мысли с утра путались, глаза слипались, проснуться мозгу мешали утренние мартовские сумерки. Уже декада прошла, но никакого намека на окончание зимы.
— Что это?! Вот так ты, значит, учишься? Вот так ты взялся за ум?
— Пап, смысл кричать? Дай я посмотрю, что там.
— Смысл кричать? — отец вытаращил глаза. — Ты что, обдолбался? — мужчина схватил его за предплечье и стал выкручивать, сильно сжимая пальцами. — Показывай вены! Вены показывай!
— Пап, я не колюсь!
— Какого черта тогда они хотят? Господи… Это хорошо, что мать до сих пор в больнице! Что бы с ней стало, будь она дома?
Турка не знал, что ответить, потому что понятия не имел, что там за конверт нашел отец.
— Дай я посмотрю, что там.
— Убери руки! Ты мне должен сказать, что с тобой происходит. Почему ты где-то пропадаешь, с кем ты связался?
— Да ни с кем я не связывался. Я ездил к девушке!
— Ты же говорил, что она пропала? — прищурился отец. — Лена или как ее там? Ты говорил, что она пропала.
— Она пропала, а я к другой ездил. К подруге! — быстро пояснил Турка. — Дай я посмотрю, что в этом сраном конверте, пап.
— Разговаривай нормально! Не со своими дружками общаешься, а с отцом.
Турка несколько раз глубоко вдохнул и на мгновение почти поверил, что это сон. Потом моргнул и сказал:
— Так… мне можно глянуть?
Отец сунул конверт и листок в руки сыну и вышел из комнаты. Турка быстро пробежал глазами текст, ничего не понял — прочитал еще раз. Тут же холодело в груди и стало понятна реакция папы.
Турку вызывают давать показания. Почему повесткой? Черт знает. А если вызывают в участок, то нужно брать с собой отца. Он еще раз перечитал, убеждаясь, что понял все правильно.
Отца нашел на кухне — тот разбивал яйца на разогретую сковороду. Он даже не взглянул в сторону парня. Отложил скорлупу, полез в шкафчик за солью.
— Па, тут ничего криминального.
Отец посыпал шкворчащую яичницу солью, убрал солонку.
— Это не связано с тем делом, па. Она же забрала заявление. Это как раз про Лену, они ее ищут и опрашивают свидетелей. Я же не виноват, что знаю ее. Ничего страшного тут нет, нам просто нужно съездить, ну… чтоб я побеседовал с ними в твоем присутствии. Да я уже с ними общался! Они в школу приезжали.
— Почему они тогда вызвали тебя так?
— Не знаю. Может, ездить задолбались. Я правда не знаю.
— Ладно. Отлично. Кстати, конверт валялся под калиткой. Наверное, в щель почтальонша забросила. Я на него даже наступил. Ты точно уверен в том, что говоришь мне правду? — отец лопаточкой поколдовал над яичницей и убавил пламя конфорки.