Гвендолин виновато потупилась. За собственными приключениями она напрочь позабыла, что обещала дождаться Нанну возле ив.
— На тебе лица нет. Что-то стряслось?
Гвендолин помотала головой.
— Мне пора обратно к бригаде, а ты возвращайся в лабораторию. Вот, возьми с собой, поешь, — Нанну вручила ей корзинку, накрытую полотенцем. — До вечера можешь отдыхать. Довольно с тебя на сегодня.
Гвендолин машинально поблагодарила и поплелась к башне. Она так и не встретила Айхе, так и не предупредила его… Куда же запропастился этот дракон? Безысходность терзала душу, пока Гвендолин преодолевала бесчисленные ступеньки, ведущие на самую вершину астрономической башни. Перед мысленным взором расцветали картины одна ужаснее другой. В каждой из них безобразные гарпии с торжествующим клекотом утаскивали Айхе в далекие горы и рвали когтями. О том, что происходило до жестокого убийства, Гвендолин не смела даже помыслить, испытывая и омерзение, и трепет одновременно.
В кухне слабо тлел очаг. Водрузив корзинку на стол, Гвендолин села, подперла голову руками и отрешенно уставилась на поленья: сквозь обугленную, потрескавшуюся кору просвечивало оранжевое пламя. Стрелки старомодных настенных часов показывали половину пятого, маятник отсчитывал секунды… Сколько же ей еще здесь сидеть, пока не придет Нанну? Два часа? Три? Или до самой глухой темноты?
Стянув с корзины полотенце, Гвендолин достала миску с овощным рагу и принялась за еду. Кто-то в местной столовой отлично готовил, пожалуй, не хуже мамы. Мясо хорошо протушилось, капуста была мягкая, и даже от вареной морковки не воротило. Мигом опустошив тарелку, Гвендолин запила обед кружкой ягодного компота, вымыла посуду и задумалась о том, как же скоротать время. Наиболее здравым казалось снова навязаться в помощники Дориану: за суетливой беготней время промчится — моргнуть не успеешь. Но хотелось совсем другого. Гвендолин во чтобы то ни стало требовалось решить проблему первостепенной важности. Глупую, бессмысленную — она прекрасно это осознавала, тяжело отсчитывая ступеньки, ведущие в лабораторию. И все же от ее решения зависело… многое, наверное.
Еще за дверью в нос Гвендолин шибанул тяжелый, удушливый смрад серы с какой-то противоестественной химической примесью — то ли гари, то ли жженого масла. Запах резал глаза и сушил гортань, пришлось щуриться, зажимать нос и цедить воздух по чуть-чуть сквозь зубы.
Дориан обнаружился у котла с комковатой серой жижей, похожей на шкуру носорога. Повязав лицо платком до самых глаз и нацепив защитные очки, он деликатно помешивал густую субстанцию деревянной ложкой. Судя по вытянутой руке и позе вполоборота, алхимик не испытывал удовольствия от процесса и на всякий пожарный готовился сигануть за шкаф.
— Добрый день! — зеленая от отвращения Гвендолин схватила со стола какую-то замурзанную тряпку и заткнула нос. — Что это у вас за чудесное благоухание?
— Не шевелись, — предупредил Дориан, зыркнув на нее через плечо. — Зелье неустойчиво, того и гляди рванет.
— Не шевелюсь, — Гвендолин послушно присмирела. — Вонь, извините, и без того парализует: страшно двинуться, чтобы лишний раз не вдохнуть.
Она насчитала еще двадцать семь полных оборотов ложки в котле, прежде чем алхимик двумя пальцами, оттопырив мизинец, словно августейшая особа, извлек ложку из жижи и уложил на тарелочку.
— Это «Драконий отвар», — объяснил он, снимая очки. — Опасное в приготовлении средство — я добавляю в него жидкий огонь из драконьей глотки, слой когтя — желательно, с мясом и нервными окончаниями, — несколько капель слюны и совсем чуть-чуть яда.
— И для чего нужна эта гремучая смесь?
— О, у нее есть отличное применение. Она держит в повиновении любого самого страшного хищника, будь тот даже ростом с башню…
— …и свирепее Левиафана?
— Именно.
— Так вот как вам удается усмирять доисторических морских монстров в аквариумах, — догадалась Гвендолин.
— Немного «Драконьего отвара», чуточку уменьшающего порошка, унция «Легкой слепоты» — и да, животные ведут себя смирно.
— А слепота зачем?
— Чтобы не замечать снующих мимо слуг. И зрителей на трибунах.
— Вы собираетесь потчевать этим Левиафана? — нахмурилась Гвендолин.
Дориан стушевался и произнес, словно оправдываясь:
— Госпожа не может выпустить на арену неуправляемое чудовище. Это погубит всех обитателей замка.
— Чтобы Левиафан напал на человека, ему потребуется скормить не ваше зелье, а совсем другое, для озверения.