— Но, боюсь, с амулетом у вас возникнут проблемы.
— Правда, что ли? — ведьма стиснула украшение в кулаке. — Это Цирцея тебе наболтала? Вот трепло.
— Госпожа Цирцея не пожелала расставаться с амулетом добровольно. Как вы и настаивали, пришлось его выкрасть. Только за мной отрядили погоню.
— То есть ты снова опростоволосился, — выплюнула Кагайя презрительно и нацепила камень себе на шею. — Бездарь и раздолбай, сроду от тебя одни неприятности. Разве трудно не переть напролом, а проявить хоть каплю смекалки?
— Времени не хватило, — Айхе изменился в лице, сдерживая гнев.
— Ума тебе не хватило, а не времени.
Юноша стиснул кулаки, но не позволил себе ответной грубости:
— Я выполнил ваше указание. Могу теперь заняться личными делами?
— И что же у тебя за дела?
— Выспаться для начала. Отдохнуть.
— Ну, выспись, отдохни, — колдунья поджала губы, — раз устал.
Да у нее не просто камень в груди. У нее вообще сердца нет!
— Надеюсь, с погоней ты поквитался?
Будто в ответ на ее опасения, из глубины парка донесся вопль:
— Госпожа! — Это мчался, спотыкаясь, путаясь в ослабевших от ужаса ногах и размахивая руками, Коган. По его побагровевшей физиономии градом катился пот, глаза выперли из орбит.
— В чем дело? — не теряя хладнокровия, Кагайя обернулась.
— Там! — не добежав до нее метров тридцать, Коган, задыхаясь, согнулся в три погибели и уперся ладонями в колени. — Там! — выдохнул он и махнул рукой назад. — Там демон!
— Чего? — Лицо у ведьмы почернело, как туча. Она с ненавистью зыркнула на Айхе. — Я лично обновляла многовековую защиту: дух зла не может вторгнуться на территорию замка.
Но тут еще двое слуг показались на главной парковой аллее и с воем устремились к замку.
— Демон! — орали они в перерывах между бессвязными воплями и подвываниями. — Демон вошел в ворота!
— Это ты притащил на хвосте какую-то мерзость! — рявкнула Кагайя, налетев на Айхе. Тот отпрянул, вздернул подбородок и вернул ей негодующий взгляд с процентами:
— Я же предупреждал!
— Да лучше бы ты башкой своей дурной думал! Не мог сбить со следа?
— Как будто Цирцея не знает, откуда я явился.
— Заманил бы в горы, устроил обвал — избавился от чудовища! Тебе впервой, что ли?
— А вы дали мне время? — Красный от досады, Айхе едва сдерживался, чтобы не заорать в полный голос.
— Слушай меня, — Кагайя нависла над ним и ткнула пальцем ему в нос: — Внимательно слушай. Если это паскудство все здесь разгромит, я собственноручно сделаю из твоей драконьей шкуры чучело, набью сеном и приколочу над камином, понял? Всякому терпению приходит конец.
— Понял, — огрызнулся Айхе.
— Тогда пошли, встретим гостя. Прямо сгораю от любопытства: с каких пор Цирцея помыкает демонами?
Звеня от ярости и напряжения, Айхе последовал за колдуньей.
Перепуганная Гвендолин рванулась за ними.
— Стой! Куда? — Нанну не дала ей высунуться из укрытия.
— Пустите! — Гвендолин выдернула руку из ее крепких пальцев. Опомнившись, повернулась и умоляюще попросила: — Отпустите, пожалуйста. Меня никто не заметит, я буду тише воды, ниже травы.
— Там же демон!
— Я спрячусь.
— И Кагайя! Не суй голову в петлю, — с отчаянием предупредила Нанну. — Ведьма в бешенстве, если попадешься ей на глаза, мокрого места не останется.
— Знаю. Но… — Гвендолин беспомощно вздохнула и с тоской оглянулась на удаляющуюся спину Айхе.
— Неужели не страшно?
— Вдруг Айхе понадобится помощь?
Звучало безумно. Ну что за помощь сыну Хозяина Ветров от простой девчонки? Одни оплеухи да неприятности!
— Ох, чует мое сердце: все это плохо закончится, — пробормотала Нанну, но удерживать больше не стала.
Гвендолин побежала прямо по газонам, держась в тени кленов. На ее счастье, Кагайя не оборачивалась и ничего вокруг не замечала. Стремительной походкой она двигалась по парковым аллеям, прямая, как стрела, и опасная, как кобра перед броском. Солнце уже клонилось к горизонту, и дорогу исчеркали тени от корявых старых кленов и чугунных фонарей. Когда аллея взобралась на горбатый каменный мост с коваными перилами, нависший над широким каналом, ведьма неожиданно остановилась и предупреждающе вскинула ладонь. Айхе отбросило с моста назад, и он, неуклюже оступившись, сдавленно выругался.
Гвендолин подобралась как можно ближе, укрывшись за внушительной альпийской горкой. Долго ждать не пришлось. Из недр парка, с дальней стороны канала вдруг повеяло пронизывающим смертельным холодом; потусторонний ветер просочился в складки одежды, впитался в кожу, пронзил до самого сердца и расковырял душу, выдергивая из памяти самые горестные, самые мучительные воспоминания. Борясь с нахлынувшей тоской, сквозь пелену слез, застелившую глаза, Гвендолин заметила, как сгорбился Айхе, как у него судорогой свело плечи, как побелели костяшки его пальцев, сжимаясь в кулаки. Тени от деревьев, фонарных столбов, перил моста, оживая, поползли по отполированной скользкой брусчатке аллеи. Изгибаясь, искажаясь, они, казалось, стремились оторваться от всего, что их отбрасывало.