Кагайя звонко хлопнула в ладоши. От хлопка вертикальными кругами разошлась мутная рябь, и едва только пространство восстановилось, как всем разом полегчало. Гвендолин вздохнула свободнее, Айхе прекратил болезненно сутулиться.
— Помогите! — По противоположному берегу к мосту бежал мужчина. Тощий, расхристанный, всклокоченный, с перекошенным от крика разинутым ртом и вытаращенными глазами он напоминал пациента психиатрической лечебницы. Спотыкаясь, падая, сбивая в кровь колени и руки, он, наконец, достиг моста и с последним отчаянным рывком вдруг налетел на невидимую стену. Кубарем откатившись назад, вскочил на ноги и принялся ощупывать незримый барьер трясущимися грязными ладонями: не преодолеть, не пробиться.
— Госпожа, — заскулил обезумевший слуга.
Позади него выросла узкая фигура, укутанная в клубы черного дыма, словно в многослойные одежды. Вокруг нее на земле корежились тени и индевела трава. Белые босые ступни, высовываясь из-под чернильной взвеси, легко скользили по брусчатке, которая за доли секунды обрастала ледяной коркой. Лицом фигура не обладала вовсе: под низко надвинутым капюшоном густел непроглядный мрак.
— Помогите, — шепнул слуга посиневшими от холода губами, выдохнув облачко пара. Звук его голоса поглотила неестественная тишина. Гвендолин почудилось, будто она оглохла.
Кагайя взирала на несчастного с непрошибаемым спокойствием.
— Никакой это не демон, — сказала она бесстрастно, — а бог-отшельник, один из отверженных.
— Он убьет слугу? — с тревогой спросил Айхе. В его ладонях разгорелся красный колдовской свет — готовность к сражению.
— Сомневаюсь. Выпьет сущность, не более. Он настолько одинок и бесприютен, что в скитаниях давно утратил самого себя. Чтобы заговорить со мной, ему потребуется чужая гортань и связки — чужой голос.
Тем временем темная фигура расправила руки и заключила слугу в объятия. Тот трепыхнулся в агонии, засучил по земле ногами, ломая подошвы сандалий, и наконец затих, спеленатый черным дымом.
Не в силах оторвать глаз от трагедии, Гвендолин отчаянно боролась с тошнотой. С каждым тяжелым ударом сердца желудок подпрыгивал до самого горла, а рот наполнился горькой слюной.
Постепенно дым вокруг головы языческого чудовища рассеялся настолько, что проглянуло лицо слуги: разглаженное, отрешенное.
— Приветствую тебя, Аргус, бог ночных теней, — холодно произнесла Кагайя. — Чем обязана нежданному визиту?
На самый короткий миг Гвендолин понадеялась услышать в ответ никак не связанную с Айхе претензию о позабытом приглашении на торжество. Вдруг богам не чужды человеческие слабости: обиды и мстительность? Вдруг эта черная жуть явилась понаблюдать за ежегодными состязаниями, или напакостить в отместку за пренебрежение к его персоне?
Однако слова Аргуса перечеркнули наивные детские чаяния.
— Я должен забрать то, что принадлежит колдунье Цирцее, — низким, проникновенным, до костей пробирающим голосом сообщил бог. — Твой дракон похитил очень сильный амулет, который непременно следует вернуть, иначе…
— Этот амулет двести лет пылился в загашниках моей сестры, — нетерпеливо перебила Кагайя. — Двести лет старая перечница подло утаивала от меня его существование, хотя наверняка прекрасно знала, как он может мне пригодиться.
— У вас с колдуньей Цирцеей договор о невмешательстве. Помимо пакта о ненападении, он подразумевает и отсутствие взаимных посягательств на имущество. Выкрав амулет, ты нарушила закон…
— Который сама же и сочинила!
— Перераспределение магических артефактов нарушит равновесие, установленное вами триста восемнадцать лет назад. Каждая колдовская вещь защищена заклятием, вплетенным в ткань мироздания.
— Амулет не в силах поколебать равновесие.
— Этот — способен. Цирцея требует вернуть его.
— А если я откажусь? Сколотит армию и двинется на меня войной?