— Если ты откажешься, придется забрать его силой.
— Тебе не одолеть меня, бог теней. Я куда могущественнее, и Цирцее это известно.
— Тебя — нет, — не стал упираться Аргус. — Но твоего дракона я одолею.
Гвендолин увидела, как дернулись плечи Айхе, а красное пламя полыхнуло ярче и закапало с пальцев на землю. Юноша готовился драться.
— Гнусный шантаж! — возмутилась Кагайя — Ишь чего захотела, мерзавка! А полцарства в придачу ей не отвесить?
— Если не отдашь амулет, я вызову дракона на поединок и убью его.
Воцарилось молчание. Затаив дыхание, Гвендолин ждала, когда же колдунья полыхнет праведной яростью и нашлет проклятие на охамевшее божество, посмевшее диктовать варварские условия. Но чем больше секунд капало в тишину, тем мучительнее тревожилась душа.
— Госпожа? — не выдержал Айхе. Он старался говорить ровно, и все же хриплый голос предательски дрогнул.
— Божество против мальчишки, — будто пробуя слова на вкус, задумчиво произнесла Кагайя. — Занятное предстоит зрелище.
— Вы позволите ему?.. — Айхе смотрел на нее в ошеломлении.
— Это послужит тебе хорошим уроком и поубавит гонора.
— Завтра на рассвете, — прогудел Аргус. — На арене.
Дым заклубился, рассеиваясь, оставляя свою жертву, и слуга в беспамятстве тяжелым мешком осел на землю. Чудище скользнуло прочь от моста. Заблестела, подтаивая на солнце, корка льда, покрывавшая булыжники, которых касались его ступни.
Не сказав больше ни слова, колдунья горделиво удалилась, оставив Айхе в полной растерянности. Гвендолин поднялась с четверенек, готовая броситься к нему: пожалеть, ободрить, вылить ушат проклятий в адрес Кагайи и предложить самый закономерный и действенный способ избегнуть завтрашнего боя — сбежать! Воображение уже вспыхнуло красочной картиной: как они вдвоем с Айхе бегут из замка под прикрытием глубокой ночи, как разыскивают Дэнни в деревне шша, как колдовством распахивают ворота в человеческий мир — и тяжкие злоключения обрываются, словно утихшая к утру температурная лихорадка.
Но в запястье безжалостно вцепилась чья-то рука.
— Пошли отсюда, — прошипела Нанну, утаскивая ее прочь. — Давай, давай, пошевеливайся! Не мозоль никому глаза.
— Айхе попал в беду, — всхлипнула Гвендолин, машинально перебирая непослушными ногами. — Бог теней вызвал его на поединок завтра утром. Арена — это очень скверно, да? Это… конец?
О, нет, она прекрасно помнила, что такое арена. Только допустить, принять, поверить было невозможно.
— Допрыгался, — буркнула Нанну себе под нос. — Этого следовало ожидать: с колдуньей шутки плохи.
— Айхе погибнет?
— Только не реви, — предупредила Нанну. — Дался тебе этот дракон.
— Но ведь он ни в чем не виноват, он просто выполнял приказ! А ведьма променяла его на паршивую цацку!
— Не виноват? — хмыкнула Нанну. — Да ты совсем ослепла, девочка! Твой драгоценный Айхе — вор и лицемер, а может, еще и убийца в придачу.
— Неправда! Он никого не убивал!
— Ручаешься за него?
— Ручаюсь!
— Вижу, успел наездить тебе по ушам. Не будь легковерной, Гвендолин, не принимай за чистую монету россказни ведьминого прихвостня, который годами перед ней пресмыкался, годами ел у нее из рук и танцевал вокруг нее на цырлах.
— Он хотел выучиться колдовству!
— Ну а раз выучился, стало быть, блеснет на арене. И незачем испепелять меня взглядом.
— За что же вы его ненавидите? — Гвендолин пыталась кричать со злостью, только с губ срывались сплошные слезливые всхлипывания.
— А за что ты любишь? Нет, кто спорит: мордашка у драконыша смазливая, но это не повод кидаться на рожон очертя голову и забывать о гадостях, которые он творил.
— Да о каких гадостях? Опять ваши сплетни!
— Слухи на пустом месте не возникают, запомни. Ты же сама слышала: он выкрал чужой амулет. Не выпросил, не купил — выкрал. Или воровство нынче слывет добродетелью?
— Кагайя не оставила ему выбора.
Нанну с тяжким вздохом закатила глаза:
— Ладно. Не желаешь внимать доводам рассудка — твое право. К обеду мы уже опоздали, придется работать голодными.
— Мне надо увидеться с Айхе, — Гвендолин попыталась выдернуть руку из ее пальцев.
— Никуда он до вечера не денется. Бери щетку и пошли, нам еще две сливные трубы чистить.
Гвендолин с трудом подавила горячий протест, всколыхнувший душу от одного упоминания о тяжелой, грязной работе. Неужели выгребные ямы были единственным, что волновало Нанну? Неужели на большее никто в этом исковерканном, вывернутом наизнанку мире не был способен? Запуганные, затравленные, замученные тупым служением ведьме, здешние люди влачили убогое существование, предпочитая не высовываться из своих нор, отворачиваться от чужой беды и отводить душу исключительно на злорадстве да ядовитых сплетнях. Идя следом за Нанну к замку, сжимая в руках отвратительно воняющую щетку, Гвендолин испытывала острое, жестокое разочарование. Но ничего. Она дождется вечера и тогда под покровом темноты отыщет Айхе. Им ещё хватит времени убежать туда, где ни Кагайя, ни проклятый Аргус их не достанут.