— Садись сюда, поближе к костру. Стягивай сапоги, ноги в тепло, сапоги поставь так, чтоб просохли, — венгр положил Михалу на колени его кинжал, поблескивавший в свете лесного очага. — Держи его рядом. Я схожу к ручью, смою с рук кровь зверя. Когда вернусь, мы с тобой поедим.
Котомку с едой танар нарочно оставил рядом, так что даже мальчонка мог дотянуться до неё, не слезая с бревна. Уходил он быстро и тихо. Пусть и хром, воин сохранил способность передвигаться по лесу, не поднимая шума и не тревожа обитателей чащи. Путь до ручья, умывание и путь обратно не заняли много времени. Спустя какую-то четверть часа Армангерей снова показался на поляне. Михал моргнул и посмотрев на учителя, кивнул и ухватившись за шкуру, вместе с учителем разложил ее на траве неподалеку от костра. Вновь поежившись, беловолосый натянул рукава рубашонки на пальцы и снова перевел взгляд на учителя. Тот растелил на бревне плащ и велел садиться и сушить сапожки и греться. Моргнув, мальчик все сделал как сказал танар. Только сапоги барчук не поставил, а натянул на сучья бревна и те оказались подвешаны у костра, так чтобы жар от пламени доставал до них и согревая высушивал. Когда же учитель положил ему на колени его кинжал, Михал посмотрел на Танара и взяв ручонкой рукоять оружия, кивнул, чуть сжимая потертое дерево. Вскоре учитель скрылся за кустарником. Чореску отпустил рукоятку кинжала и протянул озябшие ручки к костру. Приятное тепло коснулось пальчиков и легким разрядом пробежало по ладошкам. Беловолосый мальчик улыбнулся. В желудке заурчало и парнишка покосился в сторону провизии, что лежала в Настасьиной котомке, но с места не сдвинулся. Он обещал матери слушаться Армангерея во всем, значит так и должно быть. Немного отогревшись, барчук отложил кинжал в сторонку и слез со своего места, набрав из кучи немного веток, он вернулся к бревну и бросил немного в костер, остальные сгрудил кучкой и снова уселся на прежнее место. Танара все не было, но на котомку мальченка не смотрел больше. Он ждал учителя, хотя живот уже настойчивее просил еды и питья. Чтобы отвлечься, беловолосый взялся за кинжал. Рукоятка была в запекшейся крови, в земле, как в прочем и лезвие. Оглядевшись по сторонам, Чореску не нашел ни чего, кроме как разодрать свою рубашонку. На силу оторвав кусок рукава, Михал начал тереть ее еще влажным краем лезвие кинжала силясь отереть с него кровь и грязь. Правда, получалось это не очень хорошо и умело, но беловолосый старался, отчего едва не порезал пару раз пальчики и ладошки. Какое-то время Армангерей молча наблюдал из-за кустов за действиями мальчугана. Ему требовалось изучить природные склонности чада, чтобы воздействовать, не калеча, и посвящать в жестокие, но необходимые истины войны, не истребляя способности любить, сопереживать и жалеть.Танара удивило и очень порадовало, что в маленьком боярине не оказалось обыкновенного детского эгоизма, побуждающего, прежде всего, удовлетворять собственные нужды и капризное “хочу”, а не думать о благе тех, кто рядом. Михал не тронул провиант, и старый воин удовлетворённо хмыкнул, поглаживая бороду. Но дальнейшие действия барчука заставили брови венгра медленно поползти вверх. Армангерей не разгадал замысла подопечного и даже немного рассердился, что тот использовал для очистки кинжала от крови такую дорогую ветошь, как собственная рубаха. Вышедший из кущи на полянку старик посетовал:
— И что же, после каждой охоты или сражения ты будешь портить по одной рубахе? Мы лесные жители, Михал. В лесу нет ткацкого станка и нет женщин, чтобы обшивать нас. Всё, что у нас есть, — шкуры животных да толстые иглы. Новая рубашка будет стоить несколько монет, а сколько сил и времени тебе потребуется, чтобы на неё заработать? Твои родные собрали тебе немного вещей, но при таком отношении уже к середине осени ты будешь совершенно голым. Первый и последний раз я позволяю тебе взять другую рубаху из мешка с вещами. В будущем, раз попортил одёжку, значит готов обойтись без неё. Ты меня понял, дружок?
Одарив ученика строгим взглядом, танар счёл, что этого достаточно, доковылял до бревна и сел рядом с Михалом к огню. Хозяином припасов оставался маленький боярин, и поэтому Армангерей развязал свой мешок: извлёк оттуда полкаравая ржаного хлеба, кусок сыра, пару морковок и румяное яблочко. Всё это он разделил на двоих и, с нескрываемым удовольствием надкусывая краюху, молвил:
— Кушай, сынок.
В животе маленького беловолосого будущего воина предательски урчало и даже немного потягивало с непривычки, ведь дома мальчика всегда ждал стол с ароматными явствами. Но сейчас маленький боярин прикладывал все усилия, чтобы оттереть запекшиеся на кинжале следы недавнего боя с диким зверем. Чистя свой кинжал, мальчик из всех сил старался не думать о том, что ему хочется есть и немного спать. За этим занятием он даже не заметил, как к костру вернулся учитель. Лишь когда тот заговорил с ним и пожурил за использование в качестве тряпицы собственную рубаху, на что мальчик отреагировал, чуть вздрогнув и едва не выронив кинжал