Серпом я осторожно надрезал вену на руке шута. Тот задергался, но в моих руках силы пока было на порядок больше. Хотелось представить, что из него вытекает вишневый сок… я припал к ране губами и принялся смоктать. Безвкусная. Она даже не отдавала металлом. Просто жидкость, имевшая меньше вкусового диапазона чем дистиллированная вода. Казалось, по глотке просто течет тепло…
…но вместе с теплом набегала и выносливость. За мигающей красной плашкой, скрывающей интерфейс я видел, как восстанавливаются мои характеристики. Раны на теле затягивались, пусть и не так быстро, как при повышении уровня. Появилось дикое желание почесать каждую из моих травм, но я компенсировал это более усердной работой губами, по которым текли красные ручьи.
Не довершив начатое, я отбросил бледного в сторону, позволяя ему зажать рану на изгибе руки и спрятаться в толпе себе подобных.
Это были хилки! Шуты и их кровь могли восполнить большую часть стат и именно по этому демоны так сильно на них охотятся. Впрочем, вполне возможно, что в этом подземелье любое живое создание могло увеличивать скорость регенерации. Но легче всего восстановиться можно было за счет этих безвольных созданий. Бледные почти никогда не давали отпора.
Перед моим лицом вспыхнула плашка уведомления:
Система: отравление инфернумом
Шкала интоксикации: 36%
Достижение предельной отметки запустит процесс метаморфоз
Похоже это дерьмо всё-таки не многоразовое… Шкала конечно постепенно снижается, но спамить во время боя кровавый эстус вряд ли получится.
-Уг… Уг… Угри. Умри, - шептал шут, отрастивший себе руку.
Он сидел на четырех конечностях, спиной ко мне, словно горгулья. Мне сначала показалось, что это мышцы вьются у него под кожей, но теперь в это было сложнее поверить. Кожа в двух местах под лопатками у него лопнула, оттуда вырвались перепончатые крылья. Кожа приняла менять окрас…
И я убил его. Просто рубанул серпом сверху вниз, от плеча до подмышки и думал, куда лучше нужно припасть, чтобы полакать его крови. Не хотел я дожидаться финала его метаморфозы. Чаще всего это плохо кончается.
Мое тело восстановилось, ровно как и выносливость. Не могу сказать, что менталка после такого у меня осталась в том же состоянии. По большей части, во время всех своих партий я старался оставаться человеком, у которого есть принципы и табу. Они не просто сдерживают зверя – они позволяют сохранить человека… в лучшем понимании этого слова. Но иногда приходится делать страшные вещи, чтобы не дать случиться ужасным.
Пить кровь чужого существа малоприятно. Я не гордился этим, но и не ругал. Мне хотелось выжить. Выжить всем на зло! Это тело достаточно умирало в угоду чужого желания. Ему дали второй шанс и я его не просру. Не в этой жизни.
Жизнь… не партия. С каких пор этот мир для меня стал жизнью? Впрочем, это даже логично. Когда в мыслях не существует смерти, то в ней не существует и жизни. До тех пор, пока оба понятия не дополняют друг друга, они банально не существуют.
Когда я поднялся, чтобы уйти, каждый из шутов посчитал нужным дёрнуться. Можно было их понять, всё-таки, только что лакал, как с фонтанчика, их мутировавшего друга. Не самое приятное чем приходилось заниматься, но теперь у меня все полоски интерфейса были забиты под завязку… А отметка интоксикации забралась на 86 процентов.
-Хм, - я остановился, чем вызвал лихорадочную волну движений среди шутов. – Чисто в теории… Если я захаваю голову цербера. Не, на черный день, Владик, на черный день. Или всё-таки…
Нет. По крайней мере не сейчас. Во-первых, уровень интоксикации шкалит, а во вторых, несло от этой головешки, как от умирающего старика, нагадившего под себя непереваренными шпротами. И это ещё мягкое сравнение. Если труп скинуть в лаву, газы внутри него вполне могли детонировать. Я ожидал, что поглощение плоти может дать мне какой-нибудь доп навык, но если нет, мне придется умереть здесь от поноса и несварения. Или, что ещё хуже, получить навык и уже потом помереть от всего перечисленного.
Нужно было идти вперед. Хотя бы увидеть босса, которого мне придется заковырять говном и палками. Арена была уже не далеко: нужно только обойти лавовое озеро, держась трещин, форсировать каньон по миловидному подвесному мостику и тогда уже по прямой топать к руинам, которые, в моей голове, являлись финальной локкой.