Хаосы
Любой план таит в себе фикцию: измысленную, просчитанную исходя из ограниченных знаний схему. Жизнь подправляет просчеты схемы на каждом шагу то «хаотической застройкой», то коммунальными квартирами, нагромождениями веревок стираного белья, неожиданными свалками мусора, а то и вовсе трущобами.
Хаос приносит ночь полной неупорядоченностью горящих окон, буйством сияющих реклам, суетой ночных улиц с музыкой ночных заведение, с пением, смехом и потасовками. В городской ночи чувствуется необузданный дух свободы, вступающий в противоборство с полицейскими шпалерами уличных фонарей.
Хаос приносит утро броуновскими толпами спешащих по своим делам людей, снующими по всем направлениям автомобилям, хотя и образующих ведомые улицами потоки, но постоянно останавливающихся по своей нужде, загромождающих стоянки и тротуары, создающих пробки, заторы, аварийные ситуации. Мчащийся автомобиль может стать Роком, гласом судьбы для зазевавшегося пешехода или железного собрата.
Одна авария, даже просто поломка автомобиля, может вызвать многокилометровую пробку, что периодически образуется то здесь, то там повсеместно, и созданные чтобы мчаться со скоростью сто миль в час автомобили вынуждены тащиться во сто крат медленней или и вовсе замереть на часы, и тогда даже широкий автобан становится похож на свою фотографию, с застывшим потоком авто. Хаос стремительного потока, суеты уличного движения проходит точку схлопывания, порог насыщения, становясь моментальным застывшим слепком самого себя, хотя, кажется, чего проще понять истину: в ведро бочку воды не вольешь. Но каждый автомобилист тщит себя надеждой: «Вот мне-то как раз повезет, авось проскачу».
Игра с хаосом, как игра со смертью, всегда опасна. Опасна заигрыванием с вышедшем из под контроля монстром непредсказуемости, несущим в пиковом своем проявлении паралич, смерть городу, когда все замирает, останавливается. Ни воды, ни электричества, ни продуктов, ни протока канализации, вывоза мусора, ни пожарных команд, на полиции. Распавшийся на клеточки огромный организм, где каждая клеточка, желая выжить, делается подобной раковой клетке.
Хаос приносит день: люди работают. Всяк стремится упорядочить свой процесс, но таких процессов сотни, тысячи и трудно их согласовать. Все хотят успеть первыми, сделать быстрей. То здесь то там вспыхивают пожары, срываются водопроводные краны, образуя миниатюрные ниагары, и горе соседям внизу! Разверзается прогнившая канализация, возникают скоропалительные споры, брань, скандалы, перерастающие в короткие стычки и кровавые драки, проходят политические манифестации, с угрожающей периодичностью превращающиеся в очередные революции. Город это еще и политическая работа, известная своей непредсказуемостью.
А рынки? Как можно забыть о горах плодов, развесистых тушах, равно как о продаже иных телес, об организованном хаосе преступности. О кучах мусора, о проваливающихся мостовых, о перманентности постоянных стоек, реконструкций, реставраций, модернизаций, благоустройства, ремонтов, переделок и правок в полном разгаре строительного хаоса, о стройках, брошенных на произвол судьбы, хиреющих зданиях, до которых никому нет дела, потому что нет денег, а денег нет потому что историческая застройка не окупается, как нет средств на кварталы бедноты, трущобы, пустыри, квадраты складов и развалины.
Даже легкий дождик напрягает ритмы города, вызывая множество задержек, опозданий «на пятнадцать минут». Что говорить о грозах и ливнях, коротких по меркам деревни, но вовсе останавливающих городскую жизнь на час другой, что само по себе катастрофа. Или снегопадах, наметающих сугробы до верхних этажей, превращая Город в один большой «зимний ГУЛАГ», если этот термин вообще уместен в поэтике свежевыпавшего снега. Или пришедшую тропическую жару посреди лета, растапливающую асфальт и заставляющей горожан передвигаться короткими перебежками от одного магазина с открытым холодильником до другого.
Хаос приносит вечер излиянием потоков усталых людей в их эгоистичном исходе в родные соты, голодном стремлении к миске законного супа. Голодные люди — сердитые люди. Легкий нечаянный толчок и раздражение вырывается наружу, готова ссора, но она обычно скоротечна у всех дома дела поважней. Все устремлены на встречу с семьей, поскольку для большинства людей и восемь часов долгая разлука. Но за этим чувством расставания спрятана тоска по одиночеству, вернее — по уединению. Потому на прямом пути домой через несколько барьеров-магазинов удобно сделать крюк в какую-нибудь забегаловку, где перехватить пару пива и бутерброд, перекинуться парой слов с завсегдатаями, поставив галочку в дневном расписании напротив графы «друзья» перед графой «семья».