— Ты правда никогда не праздновал Рождество? — спросила Генриетта, ставя на стол (поближе к своему месту) блюдо с очередным пуддингом.
Минерва сама собиралась одернуть племянницу, но её мать успела первой. Мистер Снейп, впрочем, не казался оскорбленным этим вопросом и ответил просто:
— Последние два года я оставался в школе на каникулы, если это считается. Но там никогда не было так… празднично, как у вас.
Александр даже прыснул от такого абсурдного утверждения. Хотя в Хогвартсе никогда не обращали особого внимания на религиозную составляющую праздника, школу каждый год украшали почти чрезмерно, с несколькими огромными елками в большом зале и таким обилием омелы, что от её запаха начинала кружиться голова. Да и праздничный пир, пусть даже в школе оставалось всего несколько студентов, нельзя было даже сравнивать с пусть самым торжественным, но всё же маленьким и семейным ужином. И всё же Минерва прекрасно понимала, о чём говорил её студент.
***
Ужин прошёл радостно и спокойно. Праздничных блюд было так много, что даже просто попробовать каждое из них было уже непросто. За столом разрывали рождественские хлопушки, потом выуживали упавшие в тарелку игрушки, то и дело кто-то из взрослых наколдовывал маленький домашний салют, чтобы повеселить Мередит, а искрящиеся снежинки размером с монетку кружили по комнате непрестанно. За три перемены блюд успели произнести не меньше полдюжины тостов, усилиями Изабелл ничьи тарелки так и не успевали опустеть, старый граммофон попеременно играл то сюиты Чайковского, то Фрэнка Синатру.
Рождественская трапеза с раннего вечера растянулась до ночи, когда пора уже было идти на службу. Принялись собираться: Маргарет побежала будить уложенных на пару часов детей, Изабелл торопилась начать уборку, хотя все умоляли её оставить это на завтра, Роберт со старшим сыном уже одетые ждали во дворе и, в честь особо дня, позволили себе по сигаре, остальные суматошно искали шапки, шарфы и пальто… Было очень шумно, но весело. Минерва, скорее в силу привычки пыталась привнести хоть какой-то порядок в этот приятный праздничный хаос, но одновременно и немного наслаждалась им. Приятно было в кои-то веки не отвечать разом за несколько десятков взбалмошных, неуправляемых подростков. А те трое подростков, что были сегодня в доме, не доставляли совершенно никаких хлопот, шумели не больше всех остальных и тоже поспешили поскорее выбежать на улицу. Минерва только успела увидеть краем глаза, что куртка мистера Снейпа по-прежнему никуда не годилась, но он хотя бы надел те же шарф и перчатки, которые Изабелл давала ему на каток.
Семейная процессия так растянулась по дороге к церкви, что когда Роберт, окруженный тремя старшими внуками, сыновьями Ангуса, уже заходил в придел чтобы переодеться в праздничное, Ричард и Маргарет с полусонной хныкающей дочкой на руках только закрывали за собой калитку коттеджа. Но к началу службы все успели. Изабелл ещё здоровалась и обменивалась поздравлениями с прихожанами, когда необыкновенно сильно запел детский хор, и все бросились занимать места на деревянных скамьях.
Минерва совершенно случайно в том самом уголке возле восточного придела, где больше всего любила сидеть в детстве.
— Рождение Иисуса Христа принесло людям несколько неописуемо великих благословений… — сильным голосом, напевно и радостно начал Роберт.
Хотя каждый год её отец несколько недель скрупулёзно готовил новую проповедь, Минерве, как ни старалась она слушать внимательно, всегда казалось, что на Рождественскую Мессу он говорит одно и то же. Она прикрыла глаза, не очень вслушиваясь в цитаты из пророка Исайи, возвестившего приход спасителя, но каждой частичкой вдыхая в себя знакомый с детства добрый голос отца. Чуткий слух различал чьи-то перешептывания в задних рядах и даже отголоски ветра снаружи, стоял неповторимый церковный запах воска, хвойных веток и старых молитвенников. Роберт сделал перерыв для первого гимна и махнул рукой хору.
Грянул чуть-чуть дребезжащий старенький орган, запели хористы, с каждой строкой знакомой всем песни к ним присоединялись всё больше и больше прихожан. Близилась полночь.
***
Что может быть более мирным, чем рождественская ночь? Внизу в гостиной уже дожидались целые горы подарков в разноцветной фольге, уложенных там Изабелл и Маргарет, как только остальные ушли спать. На улице даже шёл снег, что, впрочем, вовсе не было необычно для этого района Шотландии. Ветер, завывавший на улице, не проникал сквозь хорошо утепленные ватой и магией оконные рамы и не тревожил обитателей коттеджа, но зато убаюкивал их в такую особенную ночь года. Все были спокойны, все засыпали крепко, как только счастливая от праздничных хлопот голова касалась подушки. Дети с нетерпением ожидали завтрашних подарков, а взрослые — той непередаваемой детской радости и счастливого осознания того, что это было их рук дело.
Минерва тоже уснула почти сразу, и кажется, даже видела какой-то приятный сон о том, что ей снова было пятнадцать и ей снова вручали значок старосты и как она гордилась этой ответственностью и изо всех сил мечтала оправдать ожидания профессора Дамблдора. Трудно было поверить, что на самом деле это было почти двадцать лет назад, а теперь и она сама была учительницей. Что же, разве не говорили ей в детстве, как невероятно быстро летит время и как она ещё будет жалеть о том, что так беспечно позволяла ему утекать сквозь пальцы… Эти наставления Минерва вспоминала, наполовину проснувшись, в комнате освещенной лишь полной луной, с трудом осознав, что видела сон и не зная, отчего же она проснулась.
Это странное состояние продолжалось ровно до тех пор, пока весь дом не пронзил полный боли высокий крик.
Минерва вскочила с постели ещё до того, как вопль успел резко оборваться, будто издававший его захлопнул рот так, что стукнули зубы. Она только успела накинуть на плечи байковый халат и босиком бросилась из комнаты в коридор. Теперь она смутно догадывался, что именно этот звук вырвал её изо сна несколько минут назад, но прекратился также быстро, что она не успела осознать, что слышала его наяву.
В коридоре она столкнулась с Кейтлин, тоже выбежавшей из соседней комнаты с палочкой наперевес и целеустремленным выражением опытной целительницы на лице. Чуть отстав, за ней следовал ещё совсем заспанный Бродрик, а из другого конца коридора приближалась ещё одна светлая фигура — без очков Минерва смогла узнать мать в ночной рубашке, только когда та подошла совсем близко.
— Что это было? — тревожным шепотом спросила Минерва.
Никто не мог ей ответить. Тут из-за одной из дверей снова раздался шум — но на этот раз не пронзительный крик, а приглушенный стон, гораздо тише, чем в прошлый раз. Это была комната, которую делили мальчики, и Кейтлин решительно ворвалась внутрь, а остальные поспешили следом за ней.
— О великий Мерлин! — вскрикнула Минерва и бросилась к одной из узких кроватей, на которой, изо всех сил стараясь стараясь не стонать, изгибался от боли Северус Снейп.
Он был смертельно бледен и, кажется, толком не осознавал происходящего вокруг, только прижимал правую руку к груди, закусывал губы и извивался в каком-то почти судорожном приступе. Рядом с его кроватью стоял Гэвин в одних пижамных штанах и беспомощно переводил огромные от страха глаза с нового приятеля на родителей и бабушку.
— Что случилось? — спросила сына Кейтлин, но сама уже подошла ближе к извивающемуся от боли юноше и принялась одно за другим накладывать диагностические заклинания.
— Не знаю, — пробомотал Гэвин, — мы только недавно заснули, а потом он вдруг закричал.
Минерва схватила своего студента за руку и теперь крепко сжимала её, предоставляя целительнице делать своё дело. В голове её роились сотни вопросов, но над всеми ними поднималась мысль о собственной вине. Она до сих пор понятия не имела, что случилось, но почему-то была полностью уверенна, что могла бы это предотвратить, стоило ей обратить на мистера Снейпа чуть больше внимания в последние пару дней, стоило ей настоять на том, чтобы он всё-таки рассказал ей о случившемся в ноябре…