— Я тоже. Обустроюсь на новом месте, и мы обязательно встретимся, — он достал из кармана бархатную коробочку и передал ей.
Когда она открыла ее, то увидела утопленную в уютном гнездышке колечко с ярким, невероятно чистым бриллиантом.
— Какая красота!
— Коллекционная вещь. Раньше принадлежала принцессе Диане. Купил ее по случаю на благотворительном аукционе Сотбис. Где Борис Николаевич?
— Папа на корте.
— Играет? — удивился он. — Ему же врачи запретили.
— Нет, только смотрит. В последнее время с ним что-то происходит. Ты что-то должен предпринять, Толя. На папу хандра напала. Ничего его не интересует, все время сидит в своем кресле и смотрит на всех с непонятной тоской. Так нельзя себя вести в настоящий момент. Думе необходимо все время давать понять, кто хозяин в стране.
Чума, соглашаясь, покивал головой, а сам подумал: «Глупая девочка. Мы уже давно не хозяева в своей стране. Ты никак не поймешь, что твой отец просто постарел, и ему нет никакого дела до всех этих аппаратных игр и политических интриг. В его возрасте о душе пора подумать. Впрочем, может, он о ней и задумался. Кто знает, что у Папы на уме?»
А каким он был!
Чума вспомнил последний съезд Единой партии, где он присутствовал еще как молодежный лидер. Тогда он испытал настоящий шок, когда в огромном колонном зале, вместимшим в себя многотысячную толпу не последних людей в новой Росии, Папа вдруг встал и заявил в лицо всей этой толпе, что они скопище воров, и что он не намерен оставаться более в партии.
После чего шмякнул квадратным кулаком об трибуну и пошел сквозь возмущенно гудящий зал. Чуму еще поразило, что он ни разу не оглянулся.
Анатолий Борисыч был уверен, что Папа кончился, но уже через месяц в страну вполне легитимно вошли миротворческие силы НАТО. Армия была распущена, Единая партия тоже. Впрочем, своей распущенностью она славилась и раньше. Чума усмехнулся.
А Папа всплыл как дерьмо в проруби на самый верх!
Но это было давно. Сейчас, глядя на сидящего в кресле президента, он думал лишь об одном, как же тот постарел!
Это было его любимое кресло, и охрана таскала его за президентом по всей Кургузовке. Рядом замерла медсестра.
— Чего встал, садись, раз пришел, — сказал Кургузов своим скрипучим голосом, скрипу в нем в последнее время становилось все больше. — По делу или просто так зашел?
— Проведать зашел. Как ваше здоровье?
— Здоровье… — загибать президент всегда любил, а сейчас загнул с особым удовольствием.
— Как игра?
На корте разминались начальник личной охраны президента и Перцев, прихлебатель из новой волны, умудривший завалить все дела, которые ему поручали. Тот сделал вид, что слишком занят игрой и Чуму не заметил.
— Игра хорошая, да игроки… — Кургузов применил более крепкий синоним к слову «никудышные». — Ты что пришел? Говори, а то сейчас я на процедуры ухожу.
— Я хотел поговорить насчет транша МВФ. Надо оформить некоторые формальности, — сказал Чума, а про себя подумал. — Мне нужна твоя подпись, старый осел.
Кургузов сделал жест, к нему тотчас подошел секретарь с толстой кожаной папкой и вынул из нее мелованный лист. Президент на лист даже не взглянул.
— Ему, — сказал он, указав пальцем на Чуму.
Анатолий Борисович взял лист и увидел, что это бланк указа, только без текста. Внизу стояла размашистая подпись Кургузова и его личная печать.
Героя что ли себе присвоить?
Президент встал, покачнулся, но был сразу поддержан медсестрой. Маленькими шажками он ушел с корта. Секретарь предупредил:
— Как напишите, зарегистрируйте, пожалуйста, в канцелярии.
Едва президент покинул корт, как теннисисты с облегчением забросили игру. Перцев подошел и стал вытираться полотенцем. От него сильно воняло потом.
— Правду Папа сказал, теннисист ты хреновый, — заметил Чума и, не оборачиваясь, ушел.
Транш пришел в «РТТ» в понедельник.
Кабинет директора располагался в пентхаусе тридцатиэтажного небоскреба. Чума приехал на работу в десять часов и в сопровождении свиты поднялся к себе. Фаина Сергеевна предупредила его о текущих делах. Секретаршу Чума подобрал из пожилых и везде переводил за собой, когда менял посты. Не доверял молодым, все они слабы на передок и думают только об одном, если им вовремя подложить подходящего самца, продадут с потрохами.
Диппочта прибыла перед самым обедом.
Два курьера в сопровождении охраны принесли два объемистых белых «дипломата» с документацией.
— Где контейнер? — поинтересовался Чума.
— На Петербургской правительственной таможне под охраной группы «Альфа».
Чума поставил несколько подписей, удостоверяющих получение, тем временем, из канцелярии принесли гербовую печать.
Выпроводив всех из кабинета, открыл чемоданы. В одном из них лежали документы, предназначенные лично ему. Как и договаривались, транш был разбит на две неравные части: миллиард и три миллиарда.
Его миллиард, готовый к употреблению. Анатолий Борисыч чуть не кончил.
Чума вызвал к себе Бузаева и вручил ему документы на получение груза.
— Заберете груз, мою расписку оставите. Потом отвезете контейнер в Пулково и передадите Бельцову.
Это был командир личного борта Чумы.
По плану, согласованному до мельчайших подробностей, груз должен был следовать через Исламабад, где Бельцов должен был передать контейнер майору Карверу и его людям. Далее в Европу, там Чуме отпиливалась четверть.
После принятия груза Бузаев позвонил хозяину.
— Видны следы вскрытия. Также, судя по маркировке, груз шел через Москву.
— Ты с ума сошел! Какая Москва? Это закрытый город!
Слова соответствовали действительности. В современную Москву трудно было проникнуть, а еще труднее выбраться из нее. Глубоко эшелонированная граница, наземные и воздушные патрули, стреляющие без предупреждения во все, что движется.
Чума позвонил Жанвье.
— Решили меня кинуть? Что вас привело в Москву? Москалям решили отстегнуть мои денежки?
— Что за жаргон, дорогой Чума? Никто вас кидать, как вы грубо изволили выразиться, не собирается. В Москве наоборот мы кое-что доложили.
— Что?
— Это вас не касается! Выполняйте свои обязательства, а мы выполним свои.
Надутый индюк! Со времени ввода миротворцев НАТО в Россию, с европейцами стало невозможно разговаривать.
Делать нечего, он занялся документацией, оглядев кабинет в поисках лучшего места для чемоданов с финансовой отчетностью.
Хотя в кабинете имелся сейф, лучшее место нашлось под выступающей из стены розеткой. Поставив под нее чемоданы, он достал очень полезную коробочку и, установив поверх розетки, выдернул из нее металлизированную полоску.
Два вещества внутри перемешались и вступили между собой в вяло текущую реакцию. Чума положил на коробку руку, и ему почудилось тепло, но это было всего лишь результатом самовнушения, а не реальностью.
«Еще рано», — усмехнулся он.
В час ночи его разбудил телефонный звонок его заместителя:
— У нас пожар! Горит последний этаж!
— Сейчас буду.
— Что случилось? — спросонья спросила жена.
— Ерунда, ошиблись номером.
Согласно прессе, Чума прибыл к центральному офису только около семи часов утра.
Все так прекрасно начиналось, но провалилось вообще классно. Когда самолет был уже в воздушном пространстве Пакистана, в столице вспыхнула заваруха с сингхами, и Бельцов был вынужден тянуть до Каракаса.
Дальше им удалось взять ситуацию под контроль: Карвер прибыл в Каракас и принял груз там. Имелись сведения, что его удалось благополучно перевезти в Исламабад и погрузить на специальный самолет.
Потом произошла катастрофа, вылетевший самолет пропал, и как неотвратимое следствие, на Чуму стали жать из МВФ. Их не интересовало, что деньги он вроде бы передал, это была не их забота.
Прошел месяц после пропажи самолета, запах гари из вновь отремонтированного кабинета выветрился почти полностью, и все стало подзабываться, но, войдя однажды поутру в кабинет, он увидел светящийся зрак факса, получившего срочное сообщение. Чума отпер приемник специальным ключом, выполненным в единственном экземпляре.