— Понятно.
— А в чем твоя ошибка, ты тоже понял?
— Понял.
— Значит, свои ошибки будешь исправлять?
— Ага, буду.
— Ну, смотри!.. А то я с тобой и дружить перестану. Сам понимаешь, что мне, стахановцу, с лодырями и лентяями компанию водить не с руки, — усмехнулся Василий и, провожая Сережку до двери, добавил: — Вот что, Сергей: парень ты уже большой, понимающий, так давай договоримся, что оба мы будем учиться только на «пятерки» и «четверки». Чтобы не только «единицу» и «двойку», но и «тройку» на порог к себе не подпускать. Ну, как, согласен?
— Согласен, — радостно сказал Сережка, обеими руками пожимая протянутую ему большую и сильную руку.
Месяц спустя Василий Грабин встретил учительницу Глафиру Петровну в фойе кинотеатра «Урал».
— Здравствуйте, Глафира Петровна, — еще издали замахал он рукой. — Как там мой подшефный поживает?
— Сережа Свистунов?
— Да. Направляется?
— Знаете, Вася, я так вам благодарна, так благодарна! Ведь точно подменили мальчугана, просто не узнать! Все учителя теперь меня спрашивают: «Что вы сделали с Сережей?» А он за последнюю контрольную работу по арифметике «четыре» получил, а по географии и ботанике у него «пять»!
— Значит, наш маленький заговор пошел на пользу?
— Да еще на какую!
Старая учительница и токарь понимающе взглянули друг другу в глаза и засмеялись.
В ЛАГЕРЕ
ПИОНЕРСКИЙ ГОРОД
На широкой поляне, окруженной зарослями черемухи, ольхи и могучими столетними соснами, расположились красивые тесовые домики — дачи пионерского лагеря «Уральские огни». Около лагеря, журча на перекатах, быстро бежит горная речка.
Утро.
Лучи солнца озаряют верхушки сосен на горе за рекой. В воздухе разливается утренняя прохлада, а над рекой еще клубится молочно-белый туман.
Только веселое щебетанье и пересвист птиц нарушает сонную тишину лагеря. Глубоким, спокойным сном спят юные обитатели этого пионерского городка. В даче второго отряда, уткнув лицо в подушку, сладко спит Сережа Свистунов. На соседних койках посапывают его закадычные друзья Илья и Витька. Всхрапывает и бормочет во сне Сева Щукин, худенький, гладко остриженный мальчик, спят триста других мальчиков и девочек на соседних дачах. Кажется, все кругом погружено в мертвый, непробудный сон.
Но это только так кажется.
Уже давно бодрствует начальник лагеря Степан Григорьевич Одинцов. Через раскрытое окно: комнаты видно, как его седеющая голова склонилась над столом; рядом с ним, опершись подбородком на ладони, сидит Машенька Егорова — старшая пионервожатая лагеря. На груди вожатой рядом с алым галстуком, горит комсомольский значок. Степан Григорьевич и старшая вожатая обсуждают план воспитательной работы на сегодняшний день. На кухне стучит крышками котлов и кастрюлей повариха тетя Паша. В домике, где помещается второй отряд, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ребят, встает, одевается вожатый отряда — высокий, нескладный с виду юноша с гладко зачесанными назад волосами и задумчивыми синими глазами. Все в лагере от вожатых до пионеров зовут его просто Юрой.
В остальных дачах одновременно с Юрой поднимаются и другие вожатые. Возле лагерной линейки ходит дежурная вожатая Зина — миловидная девушка с длинной косой, она то и дело смотрит на часы. К ней подбегает с трубой в руках горнист Гена.
— Зина, не пора еще?
— Гена, я же тебе русским языком сказала: когда придет время, я позову.
Гена, сверкая босыми ногами, убегает, но через минуту приходит опять:
— Зина, может, уже пора?
— Отстань, Генка, — сердится Зина и смотрит на часы. — Еще одна минута… Вот теперь можешь горнить.
Гена знаком зовет двух других горнистов, и они втроем плавным красивым жестом подносят трубы к губам.
В утренней тишине раздаются резкие звуки пионерских горнов, и сейчас же сонное спокойствие в лагере сменяется шумом и топотом сотен босых ног.