И ладно бы, к Митричу. Мы с ним практически и Крым, и Рим, и медные трубы.
— Можно забирать…
— Что? Забирать? Куда? — опешил я, услышав последние слова медсестры.
— Домой кончено, — изумилась моему вопросу Галина Львовна.
— Но… скорая… сердце… а вдруг снова приступ…
Куда я на ночь глядя с Марией Фёдоровной на руках? В Новосибирске я ничего и никого не знаю. Найти гостиницу не проблема, но заселиться в неё будет проблематично, даже с паспортами. Женщине нужен покой, а не ночные забеги по городу. Позвонить в Жеребцово тоже не могу. Даже если Беспалова подскажет номер телефона администрации или школы, не факт, что в такое время кто-то будет на рабочем месте.
— Мы, конечно, можем оставить пациентку до утра… — недовольно заявила Галина Львовна, но я уже понял: не такая она и вредная, какой хочет казаться. Вполне себе хорошая тётка, только немного уставшая и замученная жизнью. Скорей всего семейной: дети разновозрастные и муж ни разу не помощник. Потому и выглядит старше своих лет, и ворчит на всех.
— Галиночка Львовна! Что мне сделать, чтобы матушку оставили до утра? Готов на любые подвиги! — воскликнул я. — А уж если и мне какой закуток найдётся, чтобы присесть, дождаться первого рейсового автобуса… Я готов за вас всю ночь дежурить.
— Ох, шустрый какой, — стараясь не улыбаться, усмехнулась медсестра. — Так пить хочется, что переночевать негде, да?
— Так точно, — весело отрапортовал я.
— Служил, что ли? — прищурилась женщина.
— Как и положено два года, — подтвердил не раздумывая. — Хотел на флот, не взяли.
— Это почему же? — заинтересовалась медсестра.
— Плавать умею, — состроив серьезное лицо, доверительно сообщил я.
Строгая медсестра прыснула, но быстро взяла себя в руки.
— Ну-ну… шутник… Ладно… Оставайтесь… Маме твоей и правда сейчас лучше полежать, а не трястись в машине… Но чтобы по коридорам не бродил, работать не мешал, — сурово отчеканила Галина Львовна. — Там в конце коридора тупичок, в нём банкетка стоит. Ножки у неё, правда, так себе. Но ты парнишка жилистый, думаю, тебе она выдержит. Больше ничего предложить могу. В палате не оставлю, — сразу объявила женщина.
— В палате и не нужно, — заверил я. — С… мамой переговорю и уйду в тупичок.
— Ну, хорошо, — кивнула медсестра. — Бумаги у матушки на руках. Доктор ей отдала.
— Хорошо, спасибо, Галина Львовна. Если что нужно, вы скажите, я помогу чем могу…
— Или уже, помощничек, — добродушно улыбнулась женщина, окинула строгим взглядом всю палату и вышла.
Через секунду в коридоре раздался зычный голос, раздающий команды в адрес новых пациентов, шпыняющий молодых медсестричек. Сразу стало понятно, кто дирижирует приёмным покоем. Ни разу не дежурный врач.
— Мария Фёдоровна, — негромко окликнул я, стараясь не сильно привлекать внимание палаты. — Добрый вечер. Как ваше самочувствие?
— Добрый вечер, — чуть испуганно ответила Беспалова. — Вы доктор? — заволновалась женщина.
— Нет, — улыбнулся как можно более мягко. — Я вроде как ваш сын, — ляпнул, и тут же отругал себя за глупость.
Мария Фёдоровна охнула и отпрянула, схватившись за сердце.
— Не волнуйтесь, пожалуйста, — торопливо забормотал я. — Это дядь Вася придумал… муж ваш, Василий Дмитриевич… Его врачи не пустили в скорую с вами… и внука тоже… А я рядом был… Вот доктор Валерия Павловна и решила, что я ваш сын… И Зиночка… Зинаида Михайловна, — уточнил для солидности. — Она тоже промолчала… Вот мы и… Вот такая авантюра вышла, Мария Фёдоровна, но вы не волнуйтесь, я вас не брошу! Вас до утра оставили, завтра мы с вами домой поедем. Я всё организую, дядь Васе… Василий Дмитриевичу обещал.
Беспалова недоверчиво прищурилась, поджала губы, но потом всё-таки негромко поинтересовалась:
— А… вы кто?
— Я ваш новый учитель, — с готовностью представился женщине. — Не ваш, конечно, а вашего внука Серёжи Беспалого… Егор Александрович Зверев, классный руководитель десятого класса.
— Это заместо Оленьки Николаевны, что ли? — женский голос немного расслабился и потеплел.
— Именно, именно заместо… вместо Ольги Николаевны. Прошу любить и жаловать, — улыбнулся, глядя в настороженные глаза.
Что ж там за учительница такая, если все, кто про неё вспоминает, непременно называют уменьшительно-ласкательным именем. Так любят? Или настолько по-отечески относятся?
— Дед, говоришь, придумал?
— Никак нет, — покачал головой. — Дед… Митрич… э-э-э… Василий Дмитриевич в этом казусе не виноват! Это доктор со скорой помощи ни с того, ни с сего решила, что я ваш сын.