— А чего дед сам не поехал в скорой? Чего это его со мной не пустили? Муж он мне, а не пустое место, — Мария Фёдоровна с подозрением на меня уставилась.
Вот и что говорить? Что Митричу поплохело, потому его и не взяли? Так ведь разнервничается, распереживается, опять приступ. За что мне это? Верно в народе говорят: коготок увяз, всей птичке пропасть. Так и я: зарекался врать, а тут в который раз выступаю вралем в поддержку страждущих.
Была не была.
— Мария Фёдоровна, вы только не волнуйтесь, ладно? — начал я, но продолжить не успел.
Женщина ожидаемо разволновалась, схватилась за сердце, подалась ко мне и побледневшими губами простонала:
— Что с Серёженькой?
— Всё в порядке с Сережей, — ответил я.
— Дед? — ещё больше испугалась Беспалова.
— И с дедом… э-э-э… с Василием Дмитриевичем всё в полном порядке, — торопливо забормотал я. — Он за вас сильно испугался, ну и упал немножко… Вот доктор его и не пустила, сказала, давление, надо лежать.
Я все-таки не удержался и приврал, малость скрасив ситуацию. Ложь во спасение, так сказать. Её я тоже не терплю, но глядя на бледное лицо пожилой дамы я и сам перепугался, как бы чего не случилось. Ладно хоть мы в больнице, до врачей недалеко. Но всё равно, хорошего мало. Да и Митричу обещал проследить, чтобы чего дурного не вышло, а сам вон… довожу до белого каления.
— Мария Фёдоровна, — решительно начал я, чуть повысив голос, потом опомнился, понизил тон и продолжил. — С вашими родными всё в полном порядке. Завтра Василий Дмитриевич вместе с внуком за вами приедут. То есть… мы с вами сами поедем домой, и вы убедитесь, что все живы и здоровы.
Кто его знает, сумеют наши добраться утром в больницу? У Митрича работа, да и у Серёжи тоже.
— Митричем зови, так привычнее, — махнула рукой Беспалова.
— Что? — не понял я
— Митричем говорю, зови… сынок… — устало улыбнулась женщина. — Его все так зовут почитай… да уж много лет и зовут, не упомню… А то Василь Дмитрич да Василь Дмитрич… — с теплотой в голосе передразнила меня названная матушка.
— Неудобно… взрослый человек…а я его Митрич… — смущённо объяснил.
— Прям неудобно, — отмахнулась Беспалова. — Вот что… сынок… — Мария Фёдоровна с лёгким недоверием всмотрелась в моё лицо. — Не врёшь мне? Ох… что это я… — испуганно охнула собеседница.
Я даже растерялся, быстренько оглянулся, думая, что за моей спиной Беспалова кого-то увидела. Но в палате никого, кроме пациентов, не наблюдалось. После первичного осмотра и нашей беседы с Галиной Львовной больше никто не заходил.
— Егор… как вас по батюшке? Запамятовала… — смущённо заговорила Мария Фёдоровна.
Теперь смутился я. Оно понятно, статус у меня учительский, но больница не то место, да и ситуация не так чтобы мне выкать.
— Давайте договоримся: в школе и по всем школьным делам буду Егором Александровичем, а здесь и сейчас… просто Егор.
— Что вы! Что вы! — замахала руками Беспалова. — Как можно к учителю…
— Можно и нужно, — твёрдо заявил я, уже понимая, уговоры бесполезны. А ведь всего минуту назад Беспалова называла меня «сынок».
— Егорушка… — и всё-таки Беспалова умудрилась удивить. — Ты вот чего… С моими точно всё в порядке? Ты не бойся, я крепкая, выдюжу… Лучше правда, чем неведомо про что думать… — настойчиво заговорила неугомонная женщина.
— Мария Фёдоровна, честное комсомольское, всё в порядке и с Митричем, и с внуком вашим. Хороший, между прочим, парнишка, — решительно перескочил я с темы. — Добрый малый, наверное, и помощник славный…
Сработало. Беспалова расцвела, заулыбалась, глаза заблестели.
— Хороший, Егор Александрович, — с любовью заговорила женщина. — Добрый — это есть… Говорю ему, говорю… а всё без толку, — вздохнула бабушка Серёжи. — Через то и страдает иной раз… Всех готов защищать… А уж животных как любит… и-и-и-и… — покачала головой Мария Фёдоровна. — Его б воля, всех бы в дом притащил. А так найдёт, откормит и пристраивает в добрые руки. У нас-то на селе без кошки-собаки редко кто живёт. Оно и верно, без животинки какая жизнь? Никакой. Они жеж добрых людей за версту чуют, и злых тоже… Вот в войну у нас случай был…
Беспалова начало было рассказывать, но тут дверь распахнулась и в палату вошла Галина Львовна.
— Так, молодой человек, берите вашу маму и на выход, — строго велела медсестра.
— На выход? — удивился я, поднимаясь со стула.
— Маму под руки и в палату семнадцать, прямо по коридору и направо. Маруся в курсе. Место освободилось.
— Помер кто? — охнула Мария Фёдоровна.