– Умничка», «Очень толково, профессор! », «Не забудьте упомянуть про игру глаз», «А вот об этом, хорошо написано здесь и здесь».
Иногда подбрасывал мне свежие идеи, развивал некоторые тезисы, пускался в пространственные рассуждения-импровизации, от которых у меня кружилась голова. Говорил он заразительно, его речь пестрила ассоциациями и сравнениями, иногда я просто не успевал за его мыслями. В такие моменты я старался не пропустить ни одного его слова, зная, что повторять и раскладывать по полочкам он не будет, это было не в его характере. Такой уж он был человек. В момент его блестящих, импровизационных рассуждений я думал только об одном: «Господи, помоги мне все это запомнить! » После таких бесед в моей голове каждый раз крутилась одна и та же мысль: «Как мог К. Н. помнить о том, что надо было говорить в каждом конкретном случае? » Обычно после прочтения научных работ, он не делал никаких пометок на полях, а все держал в памяти! Для меня это остается тайной и по сей день, а ведь я у него был не один. По моим приблизительным подсчетам он курировал 5-6 диссертантов, не считая такое же количество стажеров!!!
После столь необычной беседы, окрыленный, я галопом несся в читальный зал, который находился всего в десяти шагах от места нашей встречи. Бухался на стул, вытаскивал тетрадь, поудобнее устраивался за столом и… по свежим следам начинал строчить в тетрадку гениальные мысли шефа. Скажу честно, удавалось мне это делать с большим трудом. Та словесная магия, под впечатлением которой я находился всего несколько минут назад, куда-то бесследно исчезала. Я никак не мог выстроить его высказывания в какую-то стройную систему. И это понятно, потому что Черноземов не раскладывал мысли в логической последовательности, он их извергал как вулкан, хаотично. Уловить нить его размышлений мне было не под силу. Его комментарии и отступления были подобно стихии, бороться с которой или укротить было бессмысленно. За полчаса нашей беседы, он умудрялся высказывать десятки идей для десятка научных работ. Учитель был человеком рожденным театром, клубок хаотических мыслей захлестывал его, и то, что он «проигрывал» в моем присутствии, было немыслимо зафиксировать на бумагу, но я этого тогда не понимал. Сидя за столом в библиотеке, я упорно пытался записать в тетрадку этот творческий «беспорядок», надеясь, на досуге, дома не спеша расшифровать черноземовский словесный кроссворд. Потом, приступая к повторной обработке текста, я понял, что Учитель, был подобен театральному фантому, который один раз в месяц появлялся в узком институтском коридоре для того, чтобы в театральной форме объяснить мне, в каком направлении надо двигать мою работу дальше. Пока он «извергался» и выплескивал поток искрометных мыслей, ярких видений и метких замечаний – все было предельно понятно, но стоило фантому покинуть место нашей встречи – исчезал смысл сказанного, магия волшебства куда-то бесследно исчезала.
Я не хотел в это поверить и мучительно продолжал расшифровывать мои каракули. Титанический труд был вознагражден. После каждого посещения ассистентуры – стажировки моя научная работа стала понемногу распухать в объеме и принимать удобочитаемый вид.
Нельзя сказать, что такой способ общения с К. Н. меня устраивал. Конечно же, нет. Я стал думать над тем, как облегчить мою работу. Так появилась, сначала, идея с магнитофоном, потом – с кинокамерой. Я решил найти камеру и снимать все, что связанно с ним: его уроки, встречи, беседы, одним словом, сделать фильм об Учителе.
В предпоследний мой приезд, я где-то раздобыл кинокамеру и был полон решительности претворить свои мечты в реальность, но, появившись на первом же уроке, неожиданно сдрейфил и дал задний ход. Что-то меня тогда сдерживало. Что? Я и сам не знал. Неумение делать это или стеснение? Скорее всего, мне казалось тогда, что я обижу этим Учителя. Глупость?! Возможно да. Но я ничего не мог поделать с собой, я не мог заставить себя взять камеру, нахально вылезти на первый план и снимать. Спустя годы я понял, что ни фотографии, ни кинопленка, не могут сохранить дух и сущность того, о чем я мечтал тогда. Хотя известно, что лучшие фильмы сохраняют и передают дух времени. Дух – да, но сущность бытия и мыслей тех лет – нет. То, что когда-то, удивляло и вдохновляло – прошло, остались приблизительные впечатления, которые можно, как-то выразить словами, но и для этого надо особый дар. Как жалко, что мало оказалось людей, которые описали эти волшебные встречи с Учителем. Воспоминания надо писать сразу, по свежим следам, как это когда-то делал Варпаховский записывая репетиции, встречи и беседы с Всеволодом Мейерхольдом. С годами слова уходят из памяти, остаются смутные картинки, которые не могут уже свежо передать события, произошедшие много лет назад. Но и картинки, со временем, тускнеют и с каждым новым прожитым годом отношение к ним существенно меняется.