— Вроде бы…
Учитель улыбнулся и толкнул дверь. Внутри не было никого, кто минутой ранее открыл бы для нас дверь. Конечно, за время последних наставлений Учителя, человек мог бы отойти от двери, но что-то мне подсказывало, что никого там не было. Сквозь окна в правой части здания просачивался синтетический свет от бара неподалеку, комната вспыхивала поочерёдно зелёным северным сиянием, синей глухотой океана, алым закатом умирающего дня. Но мы пошли в другое крыло, пошли в чёрный коридор, в котором едва угадывались призраки окон, среди пыльной завесы заброшенного дома. Учитель не включал свет, да и было ли электричество в этом здании? Я следовал за ним, стараясь не отставать, расставив от слепоты руки в стороны, точно клещ, готовый уцепиться за что-нибудь проходящее мимо. Мы несколько раз свернули, точно шли по квадратной спирали, пока не оказались в тупике. Учитель прижался к стене, подтолкнул меня за плечо и подвел к стене впереди. Он взял меня за кисть, поднял её на уровень лица и спросил:
— Ты когда-нибудь подслушивал через стакан?
— Нет, но я видел такое в детских…
— Отлично. Тут то же самое. Держи, — он направил мою руку вперёд. Я ощутил холодную резную стенку какого-то устройства, действительно похожего на стакан. Форма дна этого устройства идеально легла по форме уха, точно…
— Приложи и слушай, — перебил мои мысли Учитель.
Я замер в таком положении. Сначала я слышал только шаги Учителя, что отошел назад по коридору. Затем вдалеке послышались шаги. Тихие, потом все громче и громче, пока люди за стеной не остановились. Послышались голоса: говорили они, точно в спектакле, используя устаревшие фразы и обороты. Всего пять или шесть голосов. Люди по ту сторону чего-то боялись, ожидали чего-то зловещего, что должно явиться с минуты на минуту, один даже сказал, что их конец не за горами. Секунду спустя комнату заполнил жуткий крик – так кричит безумная толпа. Устройство, через которое я подслушивал, заметно нагрелось. Послышались ещё шаги: тяжелые, спокойные, мерно приближающиеся к людям за стеной, неотвратимые, как сама судьба. Кажется, люди прижались к стене по ту сторону, потому что я слышал даже их шёпот. Обречённый шёпот заполнил устройство, проник в мой мозг и рассеялся там колючей тревогой и жгучим страхом. Шёпот сменился на крик в тот же миг, когда устройство в моей руки нагрелось сильнее. Люди кричали, а между криками я слышал тихий и ровный гул, будто заработал двигатель или большой вентилятор, что гнал воздух в стену. Затем крики один за другим затихли, оставив лишь гул, да и тот миг спустя прекратился. Снова донеслись тяжелые шаги – тот, кого так боялись люди за стеной, уходил прочь. Видимо, поглощённый этим действом, я совсем не обращал внимания на пыль вокруг, потому что, как только за стеной затихло, нос начало сверлить, я не выдержал и чихнул. Шаги за стеной к тому моменту почти пропали, но после моего чиха они зазвучали громче. Нечто возвращалось.
— А-а-а, — протянул чей-то хриплый и низкий голос, — у нас гость. Это опять ты, писака?
Я решил, что голос обращался к Учителю, а потому не ответил.
— Что же ты молчишь? — прохрипел голос. — Неужели испугался? Давай, скажи мне всего одного словечко. Всего одно, чтобы я мог наконец выбраться отсюда и познакомить тебя и весь твой мир с очищающим пламенем!
Снова задул ветер. Устройство в руках раскалилось за одну секунду, я выронил стакан на пол и тот зашипел. Потрогал стену — холодная, точно ничего по ту сторону не случилось. Я наклонился за выпавшим устройством, но только протёр раскрытыми ладонями пол. Устройство исчезло.
В немом смятении я пошел обратно по коридору, держась за стены. Сворачивал только направо, пока не увидел Учителя. Он стоял ко мне спиной, стоял в дверном проёме, ведущем на улицу. Силуэт его обрамлялся холодным, чуть серебрящим лунным светом. Он обернулся ко мне и напомнил единственное правило:
— Никаких вопросов, помнишь?
— Да, — сказал я, не сдержав дрожи в голосе.
Учитель пропустил меня вперёд. Улица преобразилась. Мы пробыли в доме меньше часа, однако все вывески погасли, окна закрыли железные ставни, пьяные голоса пропали, только холодные ветер летал в переулках, подхватывая обрывки газет, швырял их об стену, точно разъяренный питбуль.
Проводник повёл меня через дорогу, в узкий переулок, освещённый лишь ледяным шариком луны, что скользила по ночному небосводу, точно между высокими параллелями крыш. Пройдя переулок, мы оказались в широком поле из сухого и невысокого сорняка. Поле ограничили сетчатым забором, что к нашему визиту зиял ржавыми язвами, в одну из которых мы и пролезли. Учитель вышел на еле заметную тропу и повел вглубь поля. Лунного света хватало, чтобы заметить, как сменился оттенок сорняка: сначала светлый, даже бледный, он становился всё темнее или даже чернее, чем дальше мы продвигались. Когда земля и растения под ногами почернели так, что стало невозможно отличить: где тут стебель, где лист, а где вырванный корень, Учитель замер. Он отошел в сторону.