Мы шли вдоль стены, тихо, словно воры. Учитель держал перед собой пистолет. Прошли пустой коридор и оказались перед лабиринтом из стеллажей. Учитель снял ботинки, обернулся и посмотрел на мою обувь. Я снял кроссовки и поставил их рядом. Учитель глубоко вдохнул. Он сделал это беззвучно, лишь плечи его резко подались вверх, а затем он быстро зашагал вдоль стеллажей. Я последовал за ним. Примерно, через десять шагов я услышал голос. Что-то в этом голосе было знакомым. Знакомым, а потому неправильным. Это был мой собственный голос, который шёл откуда-то из-за старых, истертых корешков.
— Если хотите, — говорил некто моим голосом, — я хоть сейчас могу процитировать любимый фрагмент из «Внутри стен». Монолог Альберта, когда он остался один в палате, окружённый шёпотом, что доносился из стен. Как там было: Я бы с радостью передал дар сознания, но кто бы тогда испытал эту радость? И с каким ужасом я бы…
В этот миг мы с Учителем вывернули из-за стеллажа и оказались в том самом сокровенном месте читательского зала, где я встретился с ним несколько часов назад. Я замер, увидев за столом точную копию себя, обожающе смотрящую на точную копию Учителя. Боже, какое дурацкое лицо у меня было в тот момент, подумал я.
Учитель взвёл курок и прицелился в затылок своей точной копии.
— Ого! Значит, сегодня мой черёд… — сказала копия, услышав щелчок.
— Получается, так, — сказал Учитель — тот, что привёл меня обратно в библиотеку. – Вставайте, вы оба.
Учитель бросил взгляд на моего ошарашенного двойника. Его глаза сияли страхом. И засияли ещё сильнее, когда близнец разглядел меня позади Учителя.
— Это же… это я?!
— Более удачная копия, - сказал второй Учитель, что так и сидел за столом, подняв руки.
— На улицу, живо!
— Слышал? — сказала копия Учителя моей копии. — Другой я нервничает. Подними руки и делай, что сказали.
Мы прошли обратно к чёрному входу, что вёл в крохотный садик. Как только наши копии оказались на улице, Учитель-близнец обернулся и тут же получил пулю в лоб, в глазах на миг зажглась вспышка и тут же погасла, а тело рухнуло на укрытую холодом траву. В воздухе запахло порохом. Выстрел прозвучал тихим хлопком - даже не верилось, что от такого умирают. Моя копия застыла, глядя на тело рядом. На джинсах в паху показалось чёрное пятно.
— Твой черёд, — сказал учитель и протянул мне револьвер.
— Что? Не надо, прошу! Я же… я всего лишь… я не понимаю, что…
Я взвёл курок.
— Нет, не надо! Не…
Запах пороха снова ударил по носу. На траву упало второе тело. В тот же миг, как моя копия рухнула на траву, внутри меня что-то сломалось. Даже не так. Я ощутил, как развязался узел, затянутый ещё до первого сказанного мною слова, затянутый до первой оформленной мысли.
Учитель протянул руку и забрал у меня револьвер. Затем вынес нашу обувь, обулся, обошёл тело, взял свою копию за ноги и потащил через сад. Я сделал то же самое. Помню, как меня заворожила приминающаяся трава, что послушно склонялась, когда я тащил по ней своё тело, и тут же выпрямлялась, точно ничего и не было. Но кровь, что тянулась за телом говорила – было. Ещё как было.
Учитель бросил тело у калитки. Открыл дверцу со скрипом, что мог бы пробудить мёртвых, хотя никто из мёртвых не очнулся. Учитель придержал калитку, и та замолкла, широко раскрыв железную пасть. Мы вытащили тела на узкую улочку, где кругом сидели изумрудноглазые кошки. Трупы оставили точно посредине, точно хотели, чтобы их нашли. Прежде чем вернуться в библиотеку, я обернулся — над телами роились кошки. Хищное пиршество походило на бурлящую чёрную массу, полную сияющих глаз, голодного рыка и рычащего чавканья. Я вспомнил эти штуки, лежащие вдоль стен. Кажется, это всё-таки были кости. Краем уха я услышал тихий стон. Понадеялся, что это вышли остатки воздуха из разорванной грудной клетки. Хотелось верить, что моя копия умерла прежде, чем до неё добрались кошки... А кошки ли это вообще?
Мы вернулись в укромную часть библиотеки. Сели за стол. Учитель снял очки, стёр рукавом несколько капель крови (наверное, после выстрела в упор), надел очки обратно и посмотрел на меня.
В тот миг в голове свирепствовал ураган такой силы, что, казалось, все мои нейронные связи расплелись и сплелись заново, образовав такие пути для мыслей, которыми мой разум прежде не ходил. Я ощутил, как мир вокруг меня изменился. Он не расширился – нет, он оставался таким же, но теперь я знал, что есть такие места, есть такие карманы в пространстве, что до поры до времени свёрнуты, замкнуты сами в себе. Такие места только и ждут своего наблюдателя, ждут, притаившись в старых домах и на пустырях, в глухих переулках и тёмных подворотнях. Эти диковинные растения жаждут последней капли, что приведёт их к ядовитому цветению. Эта последняя капля – человеческий разум. Подходящая разменная монета для таких мест. Разве можно унести с собой их часть, не оставив взамен часть себя? Нельзя. Невозможно. Часть меня в тот день осталась в старом доме у стены, за которой горело адское пламя, часть растворилась в поле под каплей крови, падающей с чистого неба, часть осела на скамейке в сквере напротив тьмы, рождающей порочные копии. Капля – хотя скорее нечто большее – погибла вместе с моей точной копией, что теперь блестела начисто обглоданными костями под пьедесталами изумрудноглазых хищников. Но как это всё уместить? Как это встроить в картину мира? Где те ниши, что жаждали подобного знания?