Но это был вовсе не тот, кого я рассчитывал увидеть. Рослый, плечистый мужчина в тренировочном костюме и тяжелых ботинках. Мое исчезновение, видимо, обеспокоило его. Он выдержал недолго — тронулся от дерева к дереву, облитый луною.
Я бесшумно последовал за ним, соображая, что делать. Уйти можно было запросто, но не хотелось оставлять позади себя неизвестного. В конце концов я решил, что поскольку это не Зырянов, то контакт с ним мне не запрещен, и, когда человек приблизился к пушистым елям, в которых я исчез, и наклонился, всматриваясь, я на него прыгнул.
Прыгнул я хорошо, но реакция у него оказалась еще лучше, Он успел выставить локоть, мой удар пришелся по кости. Мы оба вскрикнули: я от боли, он от неожиданности, повалились в колючие ветви, меня будто молотком стукнули по виску — на долю секунды в голове вспыхнули разноцветные пятна. Этой доли хватило. Когда я очнулся, он уже сидел на мне, выламывал руку, надсадно дыша и приговаривая:
— А вот так не хочешь? А вот так не нравится?!
Я лежал, уткнувшись с сухие иголки. Сильно пахло смолой. Боль в скрученной руке вынимала душу. В таком положении мало что можно было сделать, но я все-таки сделал, и мы покатились, поочередно оказываясь наверху. Мужчина был тяжелым и сильным, но на мое счастье не умел драться грамотно, я лишь ждал, когда он раскроется, — он раскрылся, и сразу все кончилось.
Мне потребовалось целых пять минут, чтобы отдышаться. Он лежал без сознания. Я достал фонарик и осветил его лицо.
Это был директор. От света крупные веки его дрогнули.
— Не надо шума, — сказал я и осветил себя.
Больше всего я боялся, что он закричит. Харламов скит находился где-то рядом, и если бы он закричал, то на наблюдении можно было бы поставить крест.
Но он не закричал — дернул щекой, спросил:
— Вы? Откуда?
Шепотом я объяснил, кто я такой и откуда, разумеется, не упоминая о задании.
— Пустите меня, — сказал директор.
Я погасил фонарик. Директор сел, покрутил головой.
— Фу, черт!.. Вы сломали мне шею. — Сильно растер ее ладонями. — Между прочим, я сразу понял, что вы не из облоно.
— Что вы делали в лесу? — спросил я.
— Выслеживал Харлама.
— Привидение?
— Да. Решил, что нужно самому посмотреть, какие тут у нас завелись призраки.
— Видели его?
— Нет.
— А зачем пошли за мной?
— Я же не знал, что это вы, — сердито сказал директор.
Я думал: отправить его обратно или взять с собой. Мне не нравились оба варианта.
— А вы вообще этого Харлама когда-нибудь видели? — спросил я.
— Да.
— Когда?
— Например, сейчас вижу, — хладнокровно сказал директор.
Я обернулся. Между деревьями, недалеко от нас, передвигалась мерцающая тень. Я быстро прикрыл директору рот рукой. Тень была мне по грудь и напоминала карикатурного человечка, как его рисуют дети — круглая голова, а вместо тела, рук и ног — черточки. Свет от нее исходил фосфорный, голубовато-белый, ничего не освещающий. Смотреть было жутковато. Я расстегнул кобуру.
— Пойдем за ним? — высвободившись, прошелестел директор.
Я колебался всего секунду. Кем бы это привидение не было, упускать его было нельзя.
— Без моего приказа ничего не делать.
Директор в знак того, что понял, сжал мне руку.
Мы двинулись следом.
Привидение вовсе не плыло по воздуху, как мне сперва показалось, оно то и дело спотыкалось, неразборчиво бормотало — шуршали иглы, иногда хрустела ветка. Это меня успокаивало: меньше шансов, что нас услышат.
Идти пришлось недолго. Деревья поредели. Лунный свет, как вода, встал между ними. Появилась поляна — небольшая, круглая, в высокой голубой траве. Из нее, как из озера, поднималась черная покосившаяся избушка, крытая дерном. Крыша ее съезжала до земли.
Привидение пересекло поляну — почти невидимое в голубой траве, — вспыхнув в проеме, прикрыло дверь. Ни искры не мелькнуло в низких оконцах.
— Будем брать? — предложил директор. — Теперь он от нас никуда не денется.
Я молчал. Взять привидение сейчас, неожиданно, представлялось очень заманчивым. Конечно, деться ему было некуда. Но я не имел на это разрешения. И сомневался, что получу его, связавшись со штабом. У штаба была своя правота: в такой операции нельзя рисковать ничем, а идти в одиночку, даже вдвоем, против того, кто мог оказаться в избушке, было все-таки рискованно.
Директор нетерпеливо покашлял.
— Когда вы уходили, где был Зырянов? — спросил я.
— Зырянов? При чем здесь Зырянов? — удивился он. — Наверное, дома. Он по вечерам не выходит.
— Вообще не выходит?
— Да. У него причуды. Он боится темноты. Каждый вечер запирается в квартире.
— А к нему кто-нибудь заходил вечером?
— Нет, он этого не любит.
Разговор мы вели торопливым шепотом, не сводя глаз с избушки. Я прикинул расстояние и окончательно решил, что туда мы не пойдем: в голубой траве, под ясной луной нас бы сразу заметили.
— Объясните, при чем здесь Зырянов? — сердито сказал директор.
Ответить я не успел. Из избушки раздался звук, будто нажали клавишу рояля. Мы переглянулись.
— Вперед? — сказал директор.
— Нет, — сказал я.
— Пять секунд, и мы там.
— Нет.
Звук повторился, такой же одинокий, тоскующий, повис в воздухе. Из трубы избушки поднялся очень тонкий, ослепительно белый луч, как вязальная спица, воткнулся в небо, постоял и заметался, выписывая сложную фигуру.