«Я смогу; ещё чуть-чуть! Она же дышит? Как она дышит! Боже, будь милостив: сохрани меня и сбереги её. Мне тут всего осталось доползти. Кх-х.. Она нам сделала так много хорошего!»
Подросток ткнулся лбом перед ногами женщины, перевернулся на спину и замер с закрытыми глазами. С дрожащих детских уст слетело лишь: «Ольга Викторов-в-в, Ольга Викторовн... ». Голубка так и не сдвинулась с места, лишь дрогнула одна бровь. Такая обстановка в карцере сохранялась около десяти минут. Вдруг голова Знакомой медленно повернулась, как на шарнире; грудь тряслась. Мерцающий свет расцветил глазные щёлочки. Блики свечи немного озаряли женское лицо, когда сухие губы вымолвили: «Ой-й-й, Катя», - звук погас в соседнем углу помещения. Голубка удивилась на столько, насколько это было возможно в её состоянии: самую малость, скорее даже от сочувствия, от понимания того, что этого ребёнка постигнет такая же участь, как и Её. Весь разговор продолжался сиплыми, срывающимися голосами:
- Что ты Здесь делаешь?
- Где здесь? – спустя пять минут прозвучал ответ. Открыть глаза ученица не решалась - щемило в затылке.
- Здесь смерть, карцер. Как попала сюда? – женщина практически не смотрела на гостью. После длительного обездвиженного лежания шея затекла, а держать её ровно сил не хватало.
- Я уже сама не помню. Помню только удар, дикую боль, тошноту, головокружение. А потом выкинули сюда. Я шныряла по улицам в поисках еды. У нас все запасы закончились ещё на прошлой неделе, когда полк проходил через район. Последнее забрали. Кх… Папа на фронте: ни весточки не пришло. Видимо, погиб,- девочка сжалась и опустила глаза в пол. - А мама…; в общем, я должна была найти еду: слазить, увидеть, своровать и, в конце концов, принести ей. Но нииигде ни крошки не было! Я спряталась за мусоркой, в коробке. Немцы давно уже рядом шастают, облавы устраивают. Я-то думала кх-кх…, как обычно, проскачу. - Продолжала девочка, закашливаясь в слезах,- Значит, не судьба сегодня. Хотела сбежать за угол, меня привлёк пристрастный допрос матери с маленьким ребёнком. Представляете, прямо посреди улицы остановили и начали избивать: по рукам, ногам; камнями по голове. Кишки уже у маленького летят, а мать, как волчица, воет, кусает кобелей, только сделать ничего не может. Мне так жалко стало! – вздохнула разгорячившаяся рассказчица.
- Жалко?! – истерически ухмыльнулась учительница. - Во что оно тебе вылилось! - уже шёпотом в сторону процедила она.
- Я здесь. И, и доползла к вам, чтобы… Кх-кх… чтобы помочь! Чем смогу. Хотя бы поддержать своим присутствием, - передышка и минутная пауза. – Сколько вы тут уже?
- Сколько? Х-х-ххх…. Неважно, довольно давно. Гадкое место! – Ольга Викторовна моргнула и потянулась рукой к девочке. – Ну, раз доползла, спасибо тебе. Будем вместе держаться. Вместе легче.
Внезапно стены затряслись от залпов сверху. Создалось впечатление, что на улице безостановочно громыхали бомбы. Женщина собрала все внутренние силы, видя рядом беззащитное существо, нуждающееся в заботе и ответной поддержке. Кто знает, когда её убьют: сегодня, завтра. В чём виноват ребёнок, она совершенно не понимала. И без того уставшие глаза женщины стали бегать значительно быстрее, предугадывая дальнейшее развитие событий. Учительница потянулась рукой к полу, чтобы опереть на стенку возле себя тело девочки. Долго голубка размахивала в воздухе руками в поисках конечностей, а голова никак не хотела опускаться. Женщине пришлось немного развернуться, чтобы разглядеть ободранную, валявшуюся без сознания фигуру. Испуг скользнул по лицу педагога. «Потерять её здесь и сейчас - самое глупое. Лучше позаботиться о том, чтобы Катя провела свои последние часы, окруженная лаской и вниманием. И я разве не достойна капельки счастья, пусть даже с чужим ребёнком!», – Мысль о сыне вызвала нервную дрожь в руках матери. Но она отлипла от стены и потянулась к подростку. Учительница взгромоздила почти бездыханное тело спиной к стене. Теперь они лежали плечом к плечу. «Извержение» сверху прекратилось.
«Только бы она не умерла. Сейчас рано, да и некстати. Придут, увидят её, расстреляют», - комок, не проходя, стоял в горле. Что делать, женщина не знала: сине-белый зверёк, еле колеблясь, лежал на её плече. «Катя, Каааатечка! Ты жива?», - волнительно надрывался голос женщины. Откуда взялись вдруг силы затащить на себя ребёнка, общаться с ним? Учитель есть учитель – любовь к детям до последнего вздоха.
- Бомбёжка уже прошла. Стены немного потрясло - здесь слабо ощущается! Но ты не бойся, я рядом! Ты в порядке?
- Да, – раздался глухой, тусклый звук, абсолютно обесточенный. Казалось, произнёсшее его существо отходит в мир иной.
- Катенька, мне страшно сказать, что они со мной делали! А тебе сейчас нужно поспать, у тебя совсем не осталось сил, - зеницы Ольги Викторовны расстроенно устремились в одну точку. – Я тебя уложу.
Голубка не имела ни одеяла, ни простыни. Только пол и собственные озябшие конечности, а требовалось согреть ребёнка. Как в таких сердцах неожиданно возникает энергия, сострадание к ближнему и решительное желание помочь?! Человек минуту назад умирал от истощения, боролся за ничтожный миг жизни, и вдруг приятная мелочь: ребёнок, цветочек, зверёк, - пробуждает внутренний реактор энергии, спрятанный в глубинах сильной личности. Побуждает забыть о себе, обратить всё внимание на другого и заботиться, денно и нощно заботиться о нём. Женщина поддержала падающий корпус гостьи рукой, расположив его так, чтобы голова ученицы оказалась у неё на коленях. Руки она тоже позволила девочке прижать к её ногам. Голубка и сама замёрзла, но прежде надо было согреть дитя. Разбитые ноги подросток поджал под себя. Таким внутриутробным комочком девочка и засыпала.