- Ах, Катя, Кааатенька! Ты спишь? – молчание в ответ. – Уснула, мой котёночек! Намучилась, - женщина осторожно поправила пропитанную кровью заплатку. - Хорошо, пусть поспит, пока есть возможность. До смерти холодно! Сама бы к ней прижалась. Боюсь помешать, не буду лучше. Она-то потом меня согреет. Я уверена, – улыбка повисла на тени женского лица. Первая искренняя, мягкая улыбка с начала войны. Вспомнила учительница годы мира, дружбы, общения с тёплыми, умненькими детками, ну и хулиганами, конечно. В своё время она сама была ещё той озорницей! Заряжала окружающих оптимизмом, энергией. Как приятно вспоминать эти годы! И вот уже не так холодно. Ведь душа согрелась. А когда на душе тепло, это ли не счастье?
- Остались мы тут с тобой одни. Старушка уже совсем немощная, того и гляди помрёт или расстреляют сумасшедшую. Мужичок давно окочурился. Надеюсь, больше никого не подбросят. Мамка твоя, наверно, уже вся изнервничалась, если жива ещё…. Да что это я! Жива, жива, никуда не делась! А потом ты в надёжных руках. Остались только мы и еврей, милый дядечка с виду. Но это понятно, что фашисты ненависть к евреям питают; И ко всем нам.
- Как мы с тобой дальше? Я-то ладно, а тебе кушать надо! Хоть сахара кусочек. Где бы достать только? Х-х-ххх…. Ну-с, завтра разберёмся: новый день – новые надежды. Совсем бедняжка замёрзла, свернулась в комочек, точно озябший котёнок! А накрыть-то нечем! Попробую тебя согреть колыбельной, чтоб поспала ты хотя бы спокойно. - И запела Чувашка песню на родном языке, вкладывая всю глубину и нежность души. Тихо, тонко тянулась мелодия, навевая жителям карцера долгожданный сон: