– Говори! – в этот раз старик был грустным и насупленным из-за чего казался еще на десяток лет старше.
– Что я тут делаю?
– Считаешь.
– Да. Но ЧТО я считаю?
– Контракты. Разве там не написано?
На какое-то время Салли, что называется «завис». Ведь ответы приходили молниеносно, едва не опережая вопрос. Так бывает, если задаешь задачу компьютеру, в который заведомо заложено решение не то, что этой, всех задач учебника по математике в принципе.
– Это что угодно, но только не контракты, – протянул он неуверенно, глядя на собеседника. Тот улыбнулся, и учетчик облегченно выдохнул. Меньше всего ему хотелось гневить начальника, человека, который способен удерживать у себя под потолком настоящую бурю.
– Почему ты так считаешь? – спросил он. Это был вопрос, который обычно задают не ответа ради, а чтобы потянуть время. Чтобы мысли в собственной голове уложить в нужный брикет, и выдать их красиво, аккуратно и грациозно. Не выдать, а выстрелить.
– Такие вопросы всегда задают с позиции силы, задают более уверенные собеседники более слабым.
– Позвольте… Погрузки, отгрузки, поставки. Это конечно все хорошо… Но средняя длина контракта у вас 70 лет. При этом их количество… Скажем так о фирме с таким объемом долгосрочных договоров должен был бы слышать каждый человек на планете. В сравнении с вами Эпл и Гугл – просто киоски по продаже шаурмы. Но я, черт возьми, понятия не имею даже как вы называетесь.
При ругательстве по лицу старика прошла молния недовольства. Но она быстро уступила место радуге улыбки. От этой улыбки у Салли на душе стало тепло, как бывает тепло после трескучего мороза зайти в дом, укутаться одеялом и съесть тарелку горячего супа. Съесть не спеша, с сухарями и луком, любуясь в окно пейзажами невероятной красоты. И желание спрашивать, что-то думать и решать растворялось в этой приятной, убаюкивающей неге…
– Что ты помнишь о своей жизни?
Эту фраза была последним, что Салли услышал. Килотонная бомба взорвалась у него в голове, разнося на осколки сознание. Воспоминания нахлынули сплошным потоком, закручивая, сметая, поглощая. За какие-то секунды он пережил то, что переживает пловец, тело которого накрыло судорогой – вот ты еще уверенно держишься на воде и даже и не думаешь о бездне под ногами, а вот твои руки уже бесцельно загребают вверх и вниз, пытаясь вырваться из зыбучего провала. Вот ты еще дышишь, даже не задумываясь, какие мышцы участвуют в этом процессе, и вот ты ощущаешь каждую из них, и каждую разрывает боль. Вот ты еще уверенный хозяин положения, а вот ты бьющийся в уличный фонарь мотылек, который никак не может осознать конец своего существования…
Красный автомобиль, намытый дорогой химией, сияющий, как не сиял даже в автосалоне, большой, массивный, мчит на полном ходу на подъем. Какой-то пижон с модной прической и в дорогом костюме сидит за его рулем. Чтобы заработать на одни свои часы этот пацан должен был пойти на работу еще с пеленок. И не токарем или сварщиком, а как минимум начальником отдела программирования. И это если не говорить о стоимости костюма и авто. И вот этот парень, которого сила колонок, установленных в багажнике, интересует куда больше, чем ситуация на дороге, на полном ходу пролетает светофор. И размазывает по своему намытому, лакированному капоту человека. Простого такого мужика, зазевавшегося на переходе и забывшего посмотреть по сторонам. Этот бедняга, который вышел из работы только телом, но не вышел душой, все еще считает в голове свои формулы, все еще сводит учетные данные и вертит таблицы. Летит, пораженный алой молнией и думает о вещах, совершенно не совместимых с происходящим. О сроках поставок, о пересорте по количеству. А затем…
Салли вспомнил и остальное. Свой кабинет – точную копию того, в котором трудился, своего начальника – вечно злого и вечно орущего, свою жизнь. Пустую квартиру, куда являлся только переночевать, и лавочку на остановке, на которой ожидал автобуса два раза в день. Хорошую лавочку, сделанную на заказ в рамках реставрации памятника, находящегося неподалеку.
Мужчина вспомнил все… Хотя даже не вспомнил а нащупал. Как с удивлением нащупываешь языком у себя во рту воспаленную десну, и уже не можешь о ней забыть. И она начинает болеть, хотя до этого даже и не думала проявлять себя. У Салли болело. Болело очень сильно. За какую-то долю секунды он пережил все – свое рождение, вспучивание животика, лезущие зубы, первую драку, первую любовь, учебу, работу, пьянки до утра… И свою смерть. Смерть от шальной красной пули на 4-х колесах и ее невнимательного водителя. Но поток воспоминаний на этом не закончился. Он затапливал воронку, вставленную ему в рот, хлюпал через ее пластиковый край, вызывал рвоту, но все заливался внутрь.. Было еще много всего… Много мест, много событий. И с каждой картиной становилось все больнее. Салли хотел кричать «хватит», но его рот сшивали невидимые иглы, он хотел махать руками, но их отгрызали дикие псы, он хотел кивнуть головой, но его головой играли в футбол пьяные уроды… А затем тьма наконец сжалилась над ним, проглотила окончательно, перестав пережевывать своими старыми, стертыми под корень гнилыми зубами. И его сознание угасло. «Я мертв», «Я мертв» – скакала табличка на потухшем черном экране, отбиваясь от краев. И было что-то еще, какой-то шум или свист. Что-то механическое. Что-то, что не давало уснуть, что пробуждало дикое желание встать посреди ночи и постучать шваброй по стенке или потолку. Какая-то заноза...