Мир застыл, как застыли стрелки часов. Казалось, даже крикни – ни звука с уст не слетит. Но Салли и не думал кричать. Ему в целом нравилась такая размеренность.
Нравился запах вековой пыли, нравилась уверенность и стабильность. Нравилось, что совершенно ничего не происходит, и с этим ничего не нужно делать. Сиди и любуйся. Но как только он подумал, что все, в общем-то, сложилось хорошо, как идиллию стоп-кадра разрушил автомобиль. Хотя даже он двигался так тихо, что невольно наводил на мысли об электронном приводе и холостом ходу.
Целую вечность красный стильный суперкар неизвестной модели петлял между деревьев, приближаясь к ожидающему, и заставляя его перебрать в уме все ругательства и всю матерщину в адрес того, кто придумал проложить дорогу в лесу. А затем, стальной корпус без каких-либо опознавательных знаков остановился, и распахнул обе двери – водительскую и пассажирскую. В машине никого не было…
Ожидающий критически осмотрел чудо автопрома, застывшее перед ним. Два руля, два комплекта педалей и ни одного из зеркал. А салон… Сказать, что он был странным – ничего не сказать. Сидения были выполнены из камня, обтянутого по верху какой-то рваной мешковиной. Одним словом не машина – а мечта человека, твердо решившего объявить войну своей заднице.
Придирчиво хмыкнув, мужчина отвернулся. Точнее он попытался отвернуться, но куда бы он ни поворачивал голову, картинка не менялась – распахнутые двери, два руля и каменные кресла. Такое могло бы испугать кого угодно. Но только не Салли. Он лишь хмыкнул и закрыл глаза. Не помогло. Через плотно зажмуренные веки все также хорошо проступал силуэт автомобильного Франкенштейна.
– Ладно, вашу мать! Но вы мне за это должны бутылку Коллы. Настоящей, а не той порошковой гадости…
Бардачок в машине распахнулся, и из него выкатилось 2 бутылки «Коллы». Конечно же порошковой. Но мужчина лишь довольно улыбнулся. Он неторопливо выпил предложенный напиток, сидя на лавочке и любуясь ближайшим деревом, которое умещалось в его неизменном поле зрения. Каждый его листик, каждая веточка были уникальны и не повторяли друг друга. И дело вовсе не в размере и узоре прожилок. Это дерево, как и эта машина, было каким-то сборным образом растительности, деревом по определению, по эквиваленту. Словно кто-то живущий на Земле в одном рисунке решил передать инопланетянам все видовое разнообразие деревьев: местами на длинном и извивистом стволе угадывались раскидистые пятерни клена, а где-то колючки и фиолетовые цветки вызывали ассоциации с пустыней. Впрочем, ничего особенного.
Дерево как дерево. В последнее время только такие и встречались на его пути. Но мужчина все равно нетерпеливо изучал каждый его сантиметр, каждый листок, твердо решив, что если времени тут нет, то и спешить некуда.
Машина никуда не исчезала, никто не появлялся на дороге, а солнце словно прикололи к небосводу невидимой шпилькой. Ожидающий знал, что просиди он хоть сто лет – все будет точно так же. Этот мир существует только для него одного, и так как в нем нет никаких иных точек отсчета, то и двигаться он никуда не будет. Это как вытянуть одну шестеренку из сложного и необычайно дорогостоящего часового механизма, положить на стол, и смотреть на нее в микроскоп. Потеряв связь с остальными, она так и останется лежать, не провернувшись ни на дюйм, не зная износа и не совершая никакой полезной работы.
– Ладно. Утомила эта колымага.
Мужчина залез внутрь салона, и обзор снова вернулся в нормальное русло, впрочем, как и все остальное. Деревья зашевелились, мотор загудел, задница почувствовала давление жесткого каменного сидения.
Захлопнув двери, новоиспеченный водитель включил первую и единственную передачу, и легонько тронулся вперед. Конечно же, деревья не расступились перед ним, дорога не вытянулась в струну, а ямки на ней не исчезли. Все осталось прежним – до противного настоящим. А самое главное, что ехать транспорт хотел только в ту сторону, откуда странник только что пришел.
Примерно 3 часа спустя, если судить по усталости глаз, и лет 200, если по отдавленной заднице, двигатель заглох, и машина без какого-либо тормозного пути встряла как вкопанная посреди ничем не примечательной поляны. Поляны, на которой лежала потертая кожанка с бейджем «Салли Ньюмен. Учетчик».