Выбрать главу

Он продолжал говорить, ровным скучным голосом, а руки его в это время жили своей, отдельной от всего, жизнью. Они извлекали из кейса чёрные, лоснящиеся от смазки детали, и другие, тускло-металлические детали, и третьи, углепластиковые детали, и скручивали, соединяли, подгоняли, передёргивали...

— Дуй отсюда как можно дальше, малыш, — говорил Лука Брази.

— Но Лука...

— И тихарись в каком-нибудь совершенно неожиданном месте. Ложись на дно. Скройся.

— Но Лука! Я не собираюсь бросать тебя одного!..

— На приманку попалась слишком крупная рыба, — продолжил он, не слушая меня. — Тебя ждали, малыш, поэтому и отреагировали так быстро. Сдаётся, этот Меркантилис не торговец оружием. Его послали, чтобы убедиться, что ты — это именно ты...

Вскочив, я попытался вырвать из рук консильери то, что он собрал из запчастей в чемоданчике.

— Лука, послушай меня: никуда я не побегу. Мне плевать, кто к нам идёт, убегать я не стану.

— Это мой прокол, малыш, — консильери мягко вывернул из моих рук гранатомёт и положил его на диван. — Я должен был тщательнее проверить окружение... Но теперь уже поздно. Так что беги. Если дон Коломбо узнает, что я так глупо тебя потерял...

В дверь постучали.

И то был не робкий стук незваного гостя. Стучали кулаком, по-хозяйски. Не сомневаясь, что им тут же откроют.

Лука Брази потащил меня к застеклённой балконной двери. Я пытался упираться, но консильери держал меня за шкирку, как щенка.

— Уходи, малыш, — я издал протестующее блеяние, но он меня не слушал. — Даст Бог, свидимся.

Обхватив за плечи, Лука Брази троекратно клюнул меня в обе щеки, а потом...

Сильным толчком отправил в оконное стекло.

Всё произошло так быстро, что я не успел моргнуть. Но мозг, фиксируя каждое слово, каждый жест, вплоть до незначительных деталей, растянул это в длинную мучительную фугу — словно кадры в испортившемся видеомагнитофоне.

На короткий миг я завис, ощущая спиной холод оконного стекла, его хрупкую твёрдость.

А потом оно взорвалось осколками, и в их ледяном вихре я рухнул на перила балкона.

— Аргх... Твою мать, — по спине словно врезали стальным штырём.

Дыхание вырывалось изо рта короткими белыми облачками — сквозь которые я разглядел узкую, как штрих, фигуру с желтыми, обвисшими сосульками лохмами.

Вот фигура поднимает над головой длинную полосу блестящей стали...

Инстинктивно, каким-то задним умом я вдруг понял, что это меч. И траектория движения его лезвия неотвратимо пересекается с моей шеей...

Заорав благим матом, я упал на выложенный плитками пол балкона и покатился. Под ноги убийце...

То, что это не гость, зашедший на чашечку чая, было очевидно даже мне.

Убийца — им оказалась девица с бледным лицом, обрамлённым желтыми, как я уже говорил, повисшими сосульками волосами, — взвизгнула от неожиданности и тоже покатилась, сбитая моим категорическим отказом превращаться в малоаппетитный фарш.

Падая, я заметил длинные глаза с вертикальными зрачками — как у рыси. Бесцветные брови и ресницы... А ещё маленькие рожки, торчащие прямо изо лба.

Что-то слишком часто в последнее время меня хотят убить, — пронеслось в голове.

Демоница вскочила первой.

Меча она не выпустила, и вновь замахнулась на меня.

Балкончик был маленьким — двоим едва разойтись. И деваться мне было некуда.

Убийца хладнокровно улыбнулась. А потом взмахнула мечом, и кусок балкона — бетонный угол с металлическим ограждением — срезало подчистую, словно он был сделан из сливочного масла.

Я прижался к стене рядом с разбитой балконной дверью.

Внутри тоже что-то происходило — я слышал шум потасовки, невнятные проклятия и грохот ломаемой мебели.

Всеми фибрами души я желал вернуться туда и помочь Луке Брази... Но острая кромка меча была уже буквально в сантиметре от моего горла.

— Стой! Подожди... — а что я мог ещё сделать? У вооруженного шашкой казака против танка и то больше шансов, чем у меня на этом балкончике. — Нам совсем необязательно враждовать...

Она не ответила. Лишь хладнокровно улыбнулась, обнажив острые клыки... и в этот миг из комнаты, прямо девице в лоб, ударил апельсин.

Он пронёсся мимо моего плеча, словно упитанная оранжевая пуля, и со всей дури влепился ей между глаз.