– Не ошиблись, – ответил он. – «Юнион – Плей» – это мы.
– А вы диспетчер?
– Совершенно верно, я и есть диспетчер, – подтвердил Тимонин.
– Понимаете ли, лично я уже обращался в ваше агентство, – владелец прищемленного члена подбирал слова осторожно, словно боялся сказать что-то грубое, не так выразиться. – И остался вполне доволен. Так сказать, вашим обслуживанием, контингентом. Ну, и вообще…
– Очень приятно, что вы довольны, – отозвался Тимонин.
– Сегодня у меня просьба деликатная. Я бы хотел вызвать женщину на сегодняшнюю ночь. Но не для себя, для друга. Но есть одна заминка… Мой друг инвалид.
– Ничего, – успокоил Тимонин. – Девочки обслуживают всех, даже инвалидов.
– А надо доплачивать? Ну, за то, что он инвалид?
– Не надо. Обычная такса.
– Но у моего друга есть и ещё один, так сказать, минус. У него проблемы с потенцией.
– Не беда, – ободрил Тимонин. – Наши девочки ему на домкрате поднимут. Все будет хорошо.
– Но у моего друга серьезные проблемы с потенцией. Очень серьезные.
– Послушай, – в голосе Тимонина появилась человеческая заинтересованность. – Если твой друг инвалид и импотент, зачем ему вообще нужна девочка? Ну, для какой цели? Чего без толку деньги тратить?
– У него день рождения. Хочется как-то отметить это дело. Чтобы запомнилось
– Купи своему другу выпить, вот он и отметит, – посоветовал Тимонин, которому уже наскучила эта игра, и положил трубку.
В течение следующего часа в «Юнион – Плей» звонили дважды. Первым оказался юноша, стеснявшийся разговора с диспетчером до колик, заикавшийся и часто повторявший слово «значит». Юноше требовалась женщина средних лет и зрелых форм. Вторым собеседником оказался старик с противным дребезжащим голосом. Старик, видимо, прижимистая сволочь, кобель со стажем, интересовался расценками: сколько нужно выложить, если девочка на ночь, и какова почасовая оплата.
Заикающемуся юноше Тимонин посоветовал вытереть сопли полотенцем и залезть к маме под юбку. Старику сказал, что девочки в одну постель с козлами не ложатся. На этом приятные разговоры закончились, телефон надолго замолчал. И неизвестно, сколько бы ещё клиентов распугал Тимонин, но в мыслях его началась великая путаница.
Если внешне поведение сидящего в кресле Тимонина выглядело вполне приглядно, то в голове его творились вещи странные, даже дикие. Если представить мозг Тимонина в виде сложного набора микросхем, то любой электронщик при виде всего этого безобразия не взялся бы за ремонт, руки опустил. Микросхемы коротили, пускали ядовитый дым, извергали фейерверк искр.
Да, дело с головой совсем плохо. Под черепной коробкой творилось хрен знает что, там перепутались какие-то файлы, которые никак не хотели расцепляться. Крыша потекла и стремительно ехала на сторону. Однако сам Тимонин признаков надвигающегося недуга не замечал. Напротив, к вечеру он чувствовал себя бодрым и полным сил.
За окном стемнело, на вымощенных плиткой улицах элитного дачного поселка, включили фонари, стилизованные под старину. Терявший ориентировку во времени Тимонин, сообразил, что выходной день подходит к концу, взглянул на часы. Минутная стрелка двигалась неестественно быстро. Но не поступательно, а как-то ритмично, порывисто. Она то обгоняла секундную стрелку, то вдруг замирала, подолгу стояла на месте и снова начинала свой бег, разгонялась, набирала скорость и опять замирала.
Тимонин не смог объяснить себе странного поведения стрелки, только подумал, что часы впору сдать в металлолом и переключил свое внимание на другое. Неожиданно у Тимонина начинался приступ агрессии. В эту минуту кирпичный камин, выложенный светлой плиткой, напомнил ему лежавший на боку унитаз исполинских размеров. Тимонин встал, долго бродил возле поваленного на бок унитаза и думал невеселую думу, решая, какому великану пришло в голову нагадить здесь, в его доме, под носом хозяина.
– Ну, кто тут хочет нужду справить? – во всю глотку заорал Тимонин и горящим взглядом оглядел темные углы.
Желающих справить нужду он так не увидел. Тогда Тимонин снял с крюка увесистую литую кочергу. Он размахнулся и стал методично молотить кочергой по камину. Острый осколок керамической плитки порезал щеку Тимонина. Не почувствовав боли от пореза, провел ладонью по щеке, увидел кровь и только больше разъярился.
Тимонин сбросил с себя шелковый халат, оставшись в одних трусах, поплевал на руки. Он молотил кочергой по камину до тех пор, пока не осталось ни одной целой плитки, а наружу вылезла кирпичная кладка в проплешинах штукатурки. Только тогда Тимонин перевел дух, осмотрелся. Пол комнаты был завален битой плиткой.
Еще не остывший Тимонин, посмотрел на застекленные шкафы с книгами, шагнул к ним и замахнулся кочергой. Однако в последний момент почему-то передумал и не тронул шкафы. Он допил водку из горлышка и пару раз звезданул кочергой по стеклянному столику. С хрустальным звоном стол рассыпался на сотни, на тысячи мелких стекляшек.
Тимонин бросил свое оружие на пол. Поднявшись наверх, в свою спальню, упал поперек кровати и провалился в очередной кошмарный сон.
В понедельник Тимонин проснулся в семь тридцать утра. Он прошел в ванную комнату, освежался под душем, побрился, почистил зубы и заклеил пластырем порезанную щеку. Первый будний день недели покатился по накатанной колее.
В восемь часов десять минут Тимонин закончил завтрак, поблагодарил домработницу. Женщина робела перед хозяином, она не решилась спросить, почему в каминном зале царит полный разгром. А Тимонин за едой молчал. Он вернулся в спальню, надел синий костюм, светлую сорочку и галстук в красную полоску. Из кабинета взял плотно набитый портфель.