Выбрать главу

-- Твои... друзья и об этом догадались...

-- Зто было нетрудно. Труд был в том, чтоб подменить несчастную дуреху, но это - моя забота.

-- И зачем это вам нужно?

-- Чтобы помочь тебе.

-- Помочь? Не далее, как сегодня утром я просил помощи у своего духовного отца. Знаешь, что он мне присоветовал? Остерегаться женщин. Тогда и убийства прекратятся, и меня никто не заподозрит...

-- Твой духовник, наверное, хороший человек, но ни черта в жизни не смыслит. А тот, кто смыслит, сказал бы: единственный способ обезопасить себя от всех женщин - обзавестись одной. Если б у тебя была постоянная любовница, никто к тебе не лез бы. И никто бы не удивился, что ты пошел по стопам родителя.

-- Легко сказать! И откуда она возьмется, эта постоянная любовница?

-- Получается, что это буду я. Он расхохотался.

-- Нет, какова наглость! Прежде всего - ты мне не нравишься.

-- Я от тебя тоже не в восторге. Но разве об этом речь? Благородные господа теперь своих дочерей и жен по глубоким подвалам прячут. Простолюдинку ко двору ты привести не сможешь. Не возиться же тебе со шлюхами?

-- А почему нет? - с неожиданной злобой возразил он.

-- Если тебе действительно нужна любовница - оно конечно. Но тебе нужно выяснить, кто против тебя замышляет. Для этого мне необходимо попасть во дворец. Лучшей личины, чем фаворитка, для зтого не придумаешь, Норберт взмахнул руками так, что едва не столкнул кувшин со стола, обхватил голову ладонями.

-- С ума сойти! Нахожу у себя в постели девку... неизвестно откуда взявшуюся... вещает, как по писаному... набивается в фаворитки... Безумие какое-то...

-- Заметь, как ты повторяешь: "с ума сойти", "безумие". Думаешь, тебя надолго хватит?

-- Да откуда я знаю, что ты не врешь? "Друзья"! А если враги? Если ты только хочешь перерезать мне глотку, как тем девушкам?

--Ты еще скажи, что я в родстве с кем-то из убитых, и хочу отомстить.

-- Нет, - признался он. - об таком я не подумал.

-- И это в твою пользу. Потому что, если б ты был виновен, то первым делом заподозрил меня именно в этом.

-- Чепуха. Ты не можешь быть в родстве ни с кем из них. Все они были простолюдинками. А ты говоришь, как дама. А держишься, как...

-- Шлюха? - любезно предположила она.

-- Не знаю, - буркнул он. - И ты ничем не подтвердила, что ты не убийца. Я поверю тебе, только если ты скажешь, кто тебя подослал.

-- Этого я, увы, сделать не могу. Если тебе так хочется верить, что я твой враг, убей меня. Выброси труп. И после этого в твою виновность поверят даже слуги, которые тебе преданы.

-- А если я тебя просто вышвырну?

-- Это ты тоже можешь сделать. Но вряд ли тебе кто-нибудь еще предложит помощь.

-- Но если ты... и те, кто за тобой стоит... желают мне добра, почему их не назвать?

-- Не могу. Слишком опасно.

-- Для тебя?

-- Не только. Ты боишься, что тебя травят ядом. Но это еще не худшее, что может происходить,

-- Меня околдовали? - прошептал он. - Эти наваждения, провалы в памяти... все, что меня мучает... черная магия... я чувствовал, но не хотел признать.

-- Не обязательно, - сказала девушка. - Но исключать нельзя. Ты не знаешь пределов Силы.

-- А ты? - он взглянул на нее с доподлинным страхом.

-- Хочешь спросить, не ведьма ли я? - уточнила она. - Нет. Даром я не обладаю. Но меня учили распознавать проявления.

-- Так бы сразу и сказала, - Норберт вздохнул, словно сбросив тяжкий груз, - А то - фаворитка, любовница...

-- Но это останется между нами. Никто не должен знать, зачем я при тебе. Даже самые верные из твоих слуг. Даже твой духовник. А любовь оставь до тех пор, когда все благополучно завершится.

-- Если весь этот ужас завершится... Тем паче - благополучно.

-- Вот что, господин мой и повелитель, ты совсем себя затравил, серьезно сказала девушка. - Врагам и стараться не надо. Ты когда как следует спал в последний раз?

-- Не помню.

-- Оно и видно. Ложись в постель и отдохни. Бог даст, уснешь. А я послежу, чтоб дурного не случилось. Он еще нашел в себе силы возмутиться.

-- Без тебя есть кому сторожить.

-- Они охраняют твой покой от того,что снаружи. А я буду стеречь от того, что внутри. Норберт не понял этой фразы. Но ему было все равно. И впрямь, как под действием чар, он ощутил, как тяжелеют веки, и клонится голова. Но теперь ему не было страшно. Он перебрался на постель, отстегнул перевязь с кинжалом и положил рядом с собой.. Хотел позвать Люкета, чтобы стянул сапоги, но девушка опередила его.

-- Давай-ка я помогу. Ну, вот и ладно... - Она разула его, укрыла одеялом и уселась на табурете. И тут его осенило.

-- Да, я же не знаю, как тебя зовут.

-- Бессейра.

-- Это что еще за имя такое? - буркнул он.

-- Южное имя. Но ты можешь называть меня на здешний лад - Бесс. 2. Тримейн. Корпорация гистрионов "Дети вдовы".

О ты, коварством сильная царица!

Ты с совестью своей не сможешь примириться

Коли меня казнишь. А если и посмеешь

Отдать приказ безбожный, не сумеешь

Презренная, уйти от кары!

Женщина повернулась к другой, сидящей на троне. Тонкая рука взметнулась подобно белой молнии. По толпе прошелся вздох. Ежечасно

Терзаема ты будешь, и ужасна,

Предательница, будет смерть твоя.

О, трепещи, злодейка! Даже я,

Простертая в грязи твоей темницы

Счастливее тебя, моя царица!

Звучный голос, казалось, заполнял все пространство от рынка до церкви святой Айге, хотя женщина говорила без малейшего напряжения. Ее смоляные волосы, ниспадавшие до пояса, подчеркивали белизну одежд. И глаза, огромные, черные, взирали на мир с бледного лица. Диниш на краю подмостков молча заламывал руки, в то же время следя за публикой. Все шло более, чем неплохо. Рыдали даже мужчины. До конца представления, не исключено, случится пара-тройка обмороков. Что ж, для этого публика сюда и пришла..

День был ясный, и с помоста можно было различить стену, окружавшую университетский квартал и очертания Приюта Святого Леонарда - одной из городских тюрем. А обернувшись назад, Диниш увидел за блеском и маревом воды башни Старого Дворца на Королевском острове. Ни одно из названных сооружений не вселяло в душу Диниша вдохновения. Уж лучше следить за благодарной толпой,

Вообще-то Диниш терпеть не мог "Миракля Святой Гизелы". Его память хранила множество стихов с богатыми созвучиями, сложной, виртуозной рифмовкой, и эти старинные, убогие вирши его оскорбляли. Но что делать "Миракль Святой Гизелы" - единственное, что им разрешили играть в Тримейне, и даже не на главной площади. Еще дозволено было представлять в Южном подворье. Конечно, на это можно было прокормиться. Однако какие были планы!