— Что-то знакомое, — сказал Олли. Он сидел за рулем. Карелла устроился рядом и упорно пытался привести в действие обогреватель. — А тебе как, не приходилось слышать это имя? Генри Лайтел.
— Нет. Да ладно, черт с ним, давай побыстрее.
— Вам, парни, новые машины не помешали бы, — заметил Олли.
Карелла проворчал что-то невразумительное, поднял воротник спортивной куртки и попытался натянуть его на голову.
— У меня всегда в багажнике что-нибудь теплое, — не умолкал Олли. — Вдруг похолодает или дождь пойдет. В этом городе никогда не знаешь, чего ждать.
— М-да, — процедил Карелла.
— Знаешь, что надо было сделать? Надо было взять мою машину вместо этой развалюхи. У нас в Восемьдесят третьем новенькие «меркурии» и «форды». Лейтенант всегда проверяет, когда мы возвращаемся с задания, смотри, чтобы ни царапинки. Да, у себя в Восемьдесят третьем мы жить умеем. Знакомое имя, Генри Лайтел. Может, актер?
— Ничего не могу сказать, — откликнулся Карелла.
— Лайтел, Лайтел. Точно, так кого-то зовут. Карелла воздержался от комментариев в том смысле, что уж один-то человек на самом деле носить это имя.
— Правда, «Генри» меня смущает, — продолжал Олли. — Ну-ка, напомни, куда едем.
— Холмс, 843.
— Холм — как Шерлок Холмс?
— Да.
— Если возьмем медведя, то шкура пополам, идет? — спросил Олли. — Он будет общий, то есть ваш и наш.
— Ты что, нацелился стать начальником полиции? — спросил Карелла.
— Нет, меня вполне устраивает моя работа. Но справедливость есть справедливость.
— Не замерз? — сменил тему Карелла.
— Кто, я? Ничуть. А ты?
— Я да.
— Обещали дождь.
— А что, от этого станет теплее?
— Да нет, я просто так.
Они немного помолчали.
— Мейер не говорил тебе про «Блюзы Хилл-стрит»?
— Нет.
— Ну что, надо подать на них в суд?
— Нет. А кто судиться-то будет?
— Да, я думал, мы с тобой.
— Это еще почему?
— Тебе не кажется, что «Чарли Уикс» звучит почти как «Олли Уикс»?
— Нет. «Чарли Уикс» звучит похоже на «Чарли Уикс».
— А по-моему, почти одно и то же.
— Ну, тогда «Ховард Хантер» это почти то же, что «Ивен Хантер».
— Совсем другое дело.
— Или «Артур Гитлер» почти то же, что «Адольф Гитлер».
— Тебе бы только шутки шутить. К тому же на что хочешь спорить готов, что сейчас во всем мире нет человека с таким именем. Даже в Германии. Может, когда и звали так, но они давно переменили фамилию.
— А тебе кто мешает? Если «Чарли Уикс» беспокоит тебя, сделайся Олли Джонсон или кем-нибудь еще.
— А почему бы Чарли Уиксу не сменить фамилию? И почему бы Фурилло не сменить фамилию?
— Не вижу ничего общего между Фурилло и Кареллой.
— Чего это ты такой сердитый сегодня?
— Я не сердитый, а замерз.
— Мы собираемся взять медведя в берлоге, а он злится.
— Я не уверен, что медведь в берлоге.
— Ну, а я это нюхом чую. Приехали.
Уикс пристроился рядом с грузовичком, стоявшим у тротуара напротив дома, где жил Генри Лайтел. Это было шестиэтажное кирпичное здание без привратника. Они вошли в подъезд и принялись изучать список жильцов на дверной панели.
— Так, Лайтел Г., — прочел Олли. — Квартира шесть "в". Последний этаж. Надеюсь, тут есть лифт. Так как насчет фамилии? Неужели не можешь вспомнить?
— Нет, — ответил Карелла. В подъезде было ничуть не теплее, чем на улице; тот же холодный, влажный, до костей пронизывающий воздух, который и впрямь обещает осенний дождь.
Олли нажал на кнопку звонка рядом с почтовым ящиком. Тишина. Он снова надавил на кнопку. Никакого ответа.
— Похоже, в этом притоне привратника не держат? — заметил Олли, снова присматриваясь к панели. — Точно, нет, — и наугад нажал другую кнопку. Внутренняя дверь автоматически открылась. Олли схватился за ручку и широко распахнул ее.
— Ну вот, хоть в чем-то повезло, — сказал он, направляясь к маленькому лифту в глубине холла. Он нажал кнопку вызова.
— В этих старых развалюхах лифты ползают как черномазые в августе.
— Хочешь, дам совет? — спросил Карелла.
— Да, а что такое?
— Никогда не ходи на задания с Артуром Брауном.
— Почему? А-а, ты про черномазых. Так это просто фигура речи.
— Браун, пожалуй, не согласился бы.
— Еще чего. У него хорошее чувство юмора. И к тому же, что я такого сказал? Это просто фигура речи.
— Мне не нравятся твои фигуры речи.
— Да ладно тебе, — Олли потрепал Кареллу по плечу. — И чего это ты такой сердитый сегодня, Стиви-малыш? Ведь мы на медведя идем.
— И пожалуйста, не называй меня Стиви-малыш.
— А как тебя называть? Фурилло? Ты хочешь, чтобы я называл тебя Фурилло?
— Меня зовут Стив.
— А Фурилло зовут Фрэнк. Но сержант называет его только Фрэнсисом. Может быть, тебя звать Стивеном? Эй, Стивен, хочешь я буду звать тебя Стивеном?
— Я хочу, чтобы ты звал меня Стивом.
— Ладно, Стив, пусть будет так. Тебе нравятся «Блюзы Хилл-стрит», Стив?
— Я не люблю фильмы про полицейских.
— Ну ладно, где этот чертов лифт?
— Хочешь, пойдем пешком?
— На шестой этаж? Ни за что.
Наконец лифт подошел. Детективы вошли внутрь, и Олли нажал на кнопку шестого этажа. Двери закрылись.
— С такой скоростью мы доберемся до места только во вторник, — заметил Олли.
На шестом этаже они отыскали нужную квартиру. Она была прямо напротив лифта.
— Давай-ка, подойдем с обеих сторон, — предложил Олли. — Может, наш Лайтел — костолом?
В правой руке у него уже был пистолет.
Они подошли к двери. Карелла слева, Олли справа. Олли нажал на кнопку. Внутри послышался мелодичный звук. И все. Олли нажал снова. И снова мелодия. Он прижал ухо к двери. Тишина.
— Тихо, как на кладбище, — сказал Олли. — А ну-ка, отойди.
— Зачем это?
— Сейчас высажу дверь.
— Ты не сделаешь этого, Олли.
— Кто сказал? — и Олли приготовился.
— Олли...
Удар пришелся точно в замок. Пружина соскочила и дверь отворилась внутрь. В квартире было темно.
— Есть кто? — Олли двинулся внутрь пружинистой походкой полицейского, как бы прокладывая себе путь пистолетом. — А ну-ка, зажги свет.
Карелла пошарил по стене в поисках выключателя. Раздался щелчок, и комната осветилась.
— Полиция! — заорал Олли явно в пустоту. — Прикрой меня, — бросил он Карелле и двинулся в глубь квартиры. Карелла поднял пистолет, целясь куда-то перед Олли. Олли включил свет в гостиной. Тут никого не было. На стене висела большая картина, изображавшая бегуна с номером десять на майке. Он как бы летел над дорожкой, работая руками, как крыльями. Похоже на серию фотографий, которые этот малый, Карелла забыл его имя, опубликовал в «Плейбое». В гостиную вели две двери! Обе они были закрыты. Не говоря ни слова, детективы подошли к ним. Олли — к той, что справа, Карелла — слева. И там и там были спальни, и ни там, ни там никого не было.
— Ну-ка, давай осмотримся здесь, — предложил Олли.
— Нет.
— Почему это?
— Мы даже в квартиру не имели права заходить, — пояснил Карелла.
— Но мы уже здесь, — парировал Олли. — Разве не так?
— Незаконно.
— Стив, Стив, — отечески покачал головой Олли. — Хочешь, я расскажу тебе маленькую сказку? Ты любишь сказки, Стив?
— Олли, а ведь ты играешь с Дре...
— Послушай сначала сказку, идет? Двое честных добросовестных легавых отправились как-то вечером потолковать с одним подозреваемым. Они пришли к нему в квартиру, а квартира была та самая, где мы с тобой сейчас, и знаешь, что они там обнаружили? Что какой-то воришка уже взломал замок и превратил квартиру черт знает во что. Как и полагается честным, добросовестным трудолюбивым легавым, они доложили о налете в ближайший участок и за тем отправились на боковую. Ну, как тебе сказка, Стив? Или ты не любишь сказок?
— Я люблю сказки. Хочешь, расскажу тебе одну? Она называется «Древо познания» и...
— Да-да, малыш, — перебил его Олли, явно подражая комику, — точно, точно, что-то слышал.
— Сказка эта про полицейского, который без всяких формальностей решил поискать ледоруб в коллекторе. Он довольно долго рылся в дерьме и наконец нашел этот чертов ледоруб, а на нем полно тех самых отпечатков, которые ему были нужны. Но доказательства свои он добыл незаконным путем, Олли, и окружной прокурор сказал ему, что он отведал от древа познания добра и зла и дело не приняли к слушанию, а убийца, может быть, по сей день, и даже в эту самую минуту, орудует этим ледорубом. Есть такое правило, Олли. Правило Древа Познания. Ты давно в полиции?
— Да-да-да, правило Древа Познания, — проворковал Олли.
— У нас нет ордера на обыск, — не отступал Карелла, — мы взломали дверь в квартиру американского гражданина, мы находимся здесь незаконно. Из этого следует, что любое свидетельство, нами добытое...
— Ясно, все ясно, малыш, — не унимался Олли. — Но ты все же не будешь возражать, если я немного осмотрюсь здесь? Трогать ничего не буду.
— Олли...
— Надеюсь, что не будешь, потому что я в любом случае, — перешел на свой обычный тон Олли, — собираюсь этим заняться, и прекрати читать мне мораль. Мы здесь для того, чтобы узнать, имеет ли отношение этот малый к убийствам. Если имеет...
— Мы здесь для того, чтобы выяснить, ставил ли этот парень машину...
— Это мы уже знаем! И не за тем сюда пришли.
— Мы пришли, чтобы поговорить...
— Ты же видишь, что здесь никого нет! Так с кем говорить? С четырьмя стенами?
— Надо обратиться к прокурору, пусть даст ордер на обыск. Это нормальный путь...
— Нет уж, мы обратимся к ежедневнику хозяина, посмотрим, где он может быть сегодня, разыщем его и уж тогда потолкуем с глазу на глаз.
— Ну да, а когда судья...
— А откуда ему знать, что мы заглядывали в ежедневник? Стив, ведь я уже сказал, что до нас здесь побывал воришка, и, уходя, мы спокойно наберем 10-21 и все доложим. А пока я пороюсь немного в столе, где ему еще держать ежедневник?
Под взглядом Кареллы Олли прошагал к письменному столу и выдвинул верхний ящик.
— Ну вот, видишь? Этот тип явно облегчает нам жизнь. — Олли обернулся и показал Карелле ежедневник. — Ну вот, видишь? Этот тип явно облегчает нам жизнь. — Олли обернулся и показал Карелле ежедневник. — Так, продолжал он, — посмотрим, что у него тут в октябре... — Он принялся листать ежедневник. — А теперь найдем двенадцатое октября, то есть сегодня. Так, так, так, а ну-ка, взгляни сюда, Стив. Очень интересный календарь.
На листке за шестое октября, когда была убита Марсия Шаффер, значилось ее имя, а под именем — название университета «Рэмсей». Тринадцатое октября — «Нэнси Аннунциато», а затем «Марино». И последняя, вчерашняя запись — «Дарси Уэллс» и снова «Марино».
— Ну как, видишь?
— Вижу.
— А что у него на сегодня записано, видишь?
А на сегодня значилось «Лоуэлла Скотт» и чуть пониже «Фолджер», что явно относилось к университету в районе Риверхеда.
Олли захлопнул ежедневник.
— Так минут за тридцать доберемся, а если врубим сирену, то и за двадцать. Сейчас позвоню насчет этой кражи, которую мы с тобой засекли, и вперед, пока он ей шею не сломал.
Как обычно, Брауну достался Даймондбек. Похоже, начальство делает это сознательно. Стоит выйти за пределы территории Восемьдесят седьмого, как чернокожих полицейских посылают в черные районы, вот как в Даймонд.
Нелегко здесь. Публика в этом районе не была на стороне закона и порядка, и черного полицейского здесь считают предателем общего дела. Правда, какого такого общего дела, Браун никогда не мог понять. Да и честные таксисты, священники, продавцы, почтальоны, стенографистки, секретарши и иной трудовой люд тоже, полагал Браун, могли бы поинтересоваться, какое такое общее дело у всех них может быть с сутенерами, торговцами наркотиками, проститутками, разного рода грабителями — от карманных воришек до вооруженных налетчиков. Единственное дело, которое он уважал, диктовало ему следующее: оставайся человеком в этом ублюдочном мире. А уж Даймондбек представлял собой выдающийся образец такого мира. Браун ни за что бы не стал здесь жить, даже если бы надо было зарабатывать на хлеб уборкой туалетов, чем он, по собственному ощущению, и занимался.
Из многолетнего опыта он знал, мало кто из чернокожих юристов, врачей, инженеров или архитекторов селился в Даймондбеке, или, во всяком случае, в этой части Даймондбека. Если уж они и забираются сюда, то лишь на самую границу района, ласково прозванную Булочкой. Если бы Артуру Брауну пришлось жить в Даймондбеке, он тоже постарался бы обосноваться в этом месте. Плохо, правда, что жили здесь исключительно черные. А Браун считал, что в однородном населении, о каких бы краях ни шла речь, есть что-то глубоко неправильное. За исключением, может быть, Китая. Впрочем, даже Китай несколько беспокоил Брауна. Как можно целыми днями ходить по улицам и не встретить ни одного человека со светлыми волосами и голубыми глазами? Неужели не надоедает видеть вокруг только черноволосых да косоглазых? Браун был доволен, что живет не в Китае и не в Даймондбеке. Но сейчас, двенадцатого октября, без десяти одиннадцать вечера, он здесь, в самом центре Даймондбека, и беседует с владельцем «Кадиллака» с номерным знаком WU3200.
Едва из автоинспекции поступили сведения насчет этого «Кадиллака», как они с Хейзом поняли, что интереса он не представляет. Официант в «Марино» сказал, что Дарси Уэллс была с белым. Может, в Даймондбеке и живут белые, но даже в этом случае — раз-два и обчелся. Можно было ставить сто против одного, что малый, который откроет им дверь, окажется черным, и тысячу против одного, что черный, разъезжающий в новом «Кадиллаке», делает деньги либо на наркотиках, либо на девочках.
Уилли Бартлет торговал девочками.
Им и пяти минут не понадобилось, чтобы выяснить, что вчера вечером он был в центре, подбрасывал приятельницу, но и эти пять минут были потрачены впустую, потому что у этого человека не тот цвет кожи.
«Но, может, — размышлял Браун, в этом городе у каждого черного не тот цвет кожи?»