– Может быть, – согласился Тайгер, – но средств для более дальнего передвижения у нас нет.
– Это точно, – согласился Доксвель.
– Как ты думаешь, что нужно было от нас этим подонкам? – спросил Тайгер.
– Тогда, в доме Барноу, когда мы с ними столкнулись, они что-то искали. Такую небольшую штучку, может быть пленку или еще что-то в этом роде. Кажется, мы с тобой попали между чьими-то интересами. Я думаю, они подозревали, что вещь, которая их интересовала, попала к нам в руки. У меня перевернули весь дом. А в перерыве между каждым ударом по физиономии я слышал один и тот же вопрос: «Куда вы ее дели?»
Едва я успевал спросить: «Что вы имеете в виду?» – как получал следующий удар.
Доксвель осторожно притронулся к своему лицу:
– Как думаешь, за пару недель сойдет?
– Вряд ли! – покачал головой Тайгер и спросил в свою очередь: – Как ты умудрился вытащить меня из дома?
– Когда я услышал возню на кухне, я сразу понял, что с тобою неладно. А потом оттуда кто-то вышел, топая ногами, как слон. Что это не ты, я догадался сразу, ну и хватил его два раза трубой по голове. В темноте это было нетрудно. Вот с тобой пришлось повозиться. Сначала я затянул тебя на стул, со стула на стол, со стола на подоконник. И вот тут мне в голову пришла отличная мысль, – Доксвель хитро улыбнулся. – Когда я чувствую, что пахнет жареным, я становлюсь удивительно сообразительным.
– Я это заметил! – произнес Тайгер.
– Ну так вот, – продолжал Доксвель. – От окна до земли футов пять от силы. Я принес веревки и ремни, которые остались в туалете. И связал вас обоих – тебя и типа, что лежал на полу, оставив промежуток веревки между вами футов шесть. Затем столкнул тебя за окно. Ты, естественно, повис на веревках. Я стал рывками поднимать тело, что лежало на полу. Здесь особых усилий не требовалось. Ты благополучно достиг земли, а тот тип, что лежал на полу, подоконника.
Вечер незаметно вползал в город, укладываясь на широкие теплые стрелы улиц. Толпа постепенно редела. Поток машин, наоборот, становился более плотным, хотя и он через каких-нибудь полчаса должен был сойти на нет.
Они сидели в центре города в дешевом открытом кафе-закусочной и, безучастно глядя на толпу, слушали джаз, глотали орандж с кубиками льда и выхлопной газ, сизой пленкой стоящий в воздухе. Тайгер был в длинных шортах и рубашке защитного цвета. Повязку с головы он снял только два дня назад и выглядел неважно. У Доксвеля с лица еще не сошла желтизна после побоев.
– Так что я еще понаблюдаю сегодня вечером, и, пожалуй, можно будет приступать, – говорил Доксвель.
– Понаблюдаем вместе, – сказал Тайгер.
– Как хочешь. Вдвоем труднее спрятаться.
– Зато четыре глаза!
– Не доверяешь? – обиделся Доксвель.
Тайгер промолчал, потом спросил:
– Слушай, Энди, а ты уверен, что в этом доме есть чем разжиться? – Сказав это, он вдруг подумал, что превращается в заурядного воришку. И даже речь его начинает пестрить такими словечками, как «разжиться».
Доксвель принял оскорбленный вид.
– Ты что, до сих пор не понял, с кем имеешь дело? У меня все толстосумы Новой Зеландии занесены в список.
– И где же он?
– Вот здесь! – Доксвель постучал пальцем по своей голове и поморщился. – Черт, живого места нет.
– Кто он такой? – спросил Тайгер, имея в виду владельца дома.
– Четыре самых дорогих отеля в городе принадлежат ему.
– Так почему же мы идем не к нему, а к его дочери?
Доксвель снисходительно улыбнулся:
– Во-первых, детки богатеев зачастую имеют больше дорогих вещичек, чем их состоятельные родители. Богач, как правило, скупясь для себя, любимому чаду отказать не в силах. Да и прислугу детки почти никогда не держат. Не из скупости, конечно. Молодые живут весело, а прислуга порой только мешает. Вот песик там имеется. Она его в доме держит. Но это же для нас не проблема. Единственный минус – беспорядочный образ жизни. Тут хоть неделю наблюдай, систему не составишь. Вдобавок всегда могут нагрянуть гости, – Доксвель вздохнул и с отвращением посмотрел на улицу. – Истинный ад, жара, толчея, – он махнул рукой и едва не опрокинул стакан с оранджем.
На другой день, вечером, они приступили к делу. Пока не стемнело, сидели в машине, наблюдая за домом издалека. Потом, в сумерках, подъехали ближе, поставив машину на противоположной стороне улицы. В доме горело несколько окон. То в одном, то в другом появлялся женский силуэт. Наконец, свет в двух окнах погас. Женский силуэт мелькнул в третьем окне, затем погасло и оно. Просидев без движения минут двадцать, Доксвель встрепенулся на своем сиденье.