Коськин-Рюмин снова остановился, умеряя волнение. Слова его легли в добрую почву: многих сбоку, позади себя он не видел, но чувствовал, хотя и не мог бы объяснить, почему, согласную поддержку. Это давало дополнительную силу логики, и он подумал: «А теперь, Яков Александрович, кто кого еще последним об стол повозит!»
— Да, такой вывод сейчас объективно верный... И казалось бы, вы, Яков Александрович, замораживая статью, шли от понимания событий, от предвидения. Но это далеко не так. Ведь такой вывод — ударили бы по хвостам — стал верным лишь сейчас, спустя полгода с тех пор, как была написана статья. Ни вы, ни я тогда, полгода назад, не могли это предвидеть. Нет тут вашего предвидения... Это заслуга технического прогресса, бурного, скоротечного... Вы же лишь воспользовались счастливой для вас ситуацией и говорите: «Мы тоже пахали...» А я убежден: появись статья тогда, полгода назад, она бы сыграла свою роль. И это говорю не я, так сказал генерал Сергеев. А вы же, Яков Александрович, всегда были, мягко говоря, не за прогресс, не за «движение вперед»... Так что «не ко двору» тут неуместно...
Коськин-Рюмин сел. В тишине бледные губы Князева выдавили: «Мне непонятно заявление товарища Коськина...»
Теперь, в самолете, они и говорили с Сергеевым обо всем этом. Генерал удобно и свободно откинулся на спинку дивана. Крупнолицый, с хрящеватым носом, пахнущий душистым табаком, Сергеев был в хорошем настроении, располагал к откровению, добродушно повторял: «Верно, верно — ринулся, не измерив броду!»
Эти слова Сергеев произнес как раз в тот момент, когда сквозь тягучий гул моторов, бисерную дрожь, какая глушила звуки, Коськин-Рюмин услышал голос маршала: «Товарищ Савинов, товарищи офицеры, давайте-ка поближе!» Увидел, как после слов «Поближе, поближе, на эти ряды!» с кресла поднялся подполковник, за ним офицеры смущенно и неловко встали с мест.
Предчувствуя, что неспроста маршал просит их пересесть ближе — верно, пойдет разговор, — совсем не думая, что, быть может, неучтиво поступает по отношению к Сергееву, повинуясь лишь скорее журналистскому чутью, Коськин-Рюмин повернулся на диване: сейчас что-то произойдет...
Офицеры устроились в креслах ближе к столику Янова, теперь все сидели компактно. Василин тоже смотрел на пересаживавшихся со своих мест офицеров, прежняя мина брезгливости, с какой он слушал соседа, еще не сошла; пальцы-дутыши растопыренно лежали на коленях.
И хотя Коськину-Рюмину казалось, что он сразу переключил свое внимание на Янова и офицеров, но все же он, видно, опоздал и не услышал первых вопросов маршала, то ли из-за тихого его голоса, то ли из-за вибрирующего, с замираниями гула моторов — самолет будто взбирался в гору.
Отвечая Янову, лейтенант Гладышев, со светлым пушком на верхней губе, озорно сверкнул глазами и подобрался в кресле, на молодом лице одновременно отражались почтение, беспокойство, невольное желание блеснуть, отличиться:
— Служим, товарищ маршал! Нормально...
— Что ж, оба техники? Оба на «пасеке»?
— Никак нет, товарищ маршал, лейтенант Бойков с «луга», хотя училище одно кончали.
— Давно в части?
— Скоро год.
— Как встретили?
— Встретили? — Гладышев будто внезапно вспомнил что-то смешное, ухмыльнулся откровенно и совсем по-ребячески мотнул головой, даже у Янова весело, искристо залучились глаза.
Василин колыхнулся на диване, прорвался короткий смешок:
— Тут, товарищ маршал, все, наверное, получилось так, как вот журналисты предсказывают. — Он кивнул на Коськина-Рюмина. — Лейтенант, мол, едет в часть, сходит на маленькой станции с поезда — пусто, никого нет. Одна полудохлая, полуощипанная курица на перроне... Циркачи! Придумают же! Ну, пятнадцать километров по лесу до части топает лейтенант, а там начальник штаба направляет в деревню: иди, ищи, мол, частную квартиру. Находит лейтенант квартиру с молодайкой, а через год — офицерский суд чести...
Василин опять колыхнулся — он был доволен собой.
Коськин-Рюмин отметил: лейтенанты мгновенно переглянулись и, опустив головы, прятали ухмылки, но безуспешно: губы у обоих растягивались. И только подполковник, сидевший посередке, опытный, понимавший: когда начальство говорит, лучше не ввязываться — сохранял неуязвимую строгость — полное лицо спокойно, веки прикрыли глаза.
— А что? Точно, товарищ генерал, было дело! — со смешком проговорил Гладышев.
— Какое дело? — Василин притушил улыбку.