Она бродила по вентиляции несколько дней и уже окончательно выдохлась, когда увидела свет. Пойдя на него, Лиза добралась до комнаты в каком-то учреждении. Там наблюдался переполох.
Кто-то вытаскивал из шкафов кипы бумаг и кидал их в пылающий камин. Кто-то выносил из комнаты мебель. Несколько человек спешно запаковывали американский электрический стул. Они обкладывали его газетами и обвязывали. Вдруг в окно влетел камень. В комнату ворвался уличный шум, который сразу поглотил звон разбившегося стекла. Все, кто находился в комнате, кинулись к окнам с пистолетами.
Пользуясь тем, что люди отвлеклись, ящерица спустилась вниз по стене и спряталась в генераторах электрического стула. Что-то тянуло ее туда. Потом по команде стул подняли и понесли. Так ящерица очутилась в известной нам квартире.
Последнее время ему мерещились кошки. Грустные и задумчивые, они лазили по кухне, ползали под кроватью в комнате. По кровати бегала ящерица, еды просила нечеловеческим голосом, но Федя слушал только, как капает дождь за окном. На Лизу он внимания почти не обращал. Крышечку нашел, а потом снова потерял, и никак не мог найти. Мысли о крышечке не покидали его.
Кошки тихо шептали:
– Кофе… кофе… крышечка… шшш… шшш.
Чтобы хоть немного отвлечься от навязчивых воспоминаний, Федя починил сломанное радио и включил его. В два часа дня приятный голос сказал:
– Ожидается электрическая буря.
Федя вспомнил, как приходил ещё раз Евгений и спрашивал, нет ли жалоб.
Можно быть уверенным, что Евгению тоже было не по себе в те дни. В его голове гуляли электроны. Они с Яшей подали слишком большое напряжение на ящерицу, и та взорвалась. Повреждённую голову забинтовали. Из черепа сочилась лимфа. Бинт приходилось менять каждые сутки.
Еще заглядывал товарищ Заведующий Семен Алексеевич. Он предупредил Федю, что его отпуск подходит к концу. Осмотрев стул, он похвалил Федю: генераторы были исправны.
– Я тебе, Федор, наверно, премию дам. Небольшую, но всяко прибавка. Ну, чего ты как варёный? – он попытался растормошить Федю, лежащего на кровати.
Заведующий поинтересовался жилищем ящерицы и спросил, точно как Евгений:
– А что это у тебя за шнур висит с коробочкой?
Федя молчал.
– А, понятно. Это центровка. Молодец, Федор. Соображаешь. Что ж, отдыхай дальше. А я пошел. Я, значит, пошел, а ты отдыхай. Эх, видел бы нашу новую контору!
Больше гостей не было.
По ночам ящерица забиралась к нему в постель и щекотала пятки. Для Феди это было самым приятным, и ему не хотелось больше женщин.
Он пил растворимый кофе и внимательно слушал радио. Когда передавали сигналы точного времени, он сверял часы. Свежие новости записывал в блокнот. Иногда он отвлекался, чтобы перекусить. При еде он часто совал что-нибудь Лизе, но она ничего не хотела.
Вечером 29 сентября Федя измерил рулеткой площадь комнаты и высоту стен, содрал все обои, вывинтил все лампочки и лег спать.
Ящерица, как обычно, щекотала ему пятки; Феде казалось, что кровать медленно поворачивается в вертикальной плоскости.
Следующее утро прошло в большой суете. Федю навещали какие-то люди и осведомлялись насчет крышечки. Федя лежал на кровати и стонал. Один из гостей долго бил его ногами, но ничего не добился, выматерился, ушел. Федя был невменяем. Как только он оставался один, ящерица появлялась снова. Через полуприкрытые глаза он наблюдал за Лизой.
– Будьте осторожны, – говорило радио. – Электрическая буря.
Лиза беспокоилась, а Федя проваливался в сон. Ему снилась ящерица, превращающаяся в женщину.
– Могет-то и не ыблыть, – повторял он Лизавете свою загадочную фразу, а та как бы и не слышала его. Она сидела на электрическом стуле, скрестив ноги.
Его скручивало во сне в упругий комок. Однажды Федя научился от этого избавляться, кусая собственный язык. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, а иногда и языком. Тогда он непостижимым образом раскачивался и падал с кровати на пол, после чего просыпался на кровати. Проснувшись так однажды, он увидел, что комната битком набита людьми. Они оживленно о чём-то беседовали, а Федору слышалось:
– Крышечка! Крышечка! Крышечка!
Он переворачивался на другой бок и плакал от бессилия. Ему хотелось выгнать всех, но он был слишком слаб. Его снова скручивало в комок. Внутри пряталось нечто плохое, никчемное. Он опять кусал свой язык, и опять ничего не получалось. Он раскачался и упал на пол, продолжая корчиться и не почувствовав удара об пол совершенно. Ему казалось, что он уже и не он, а запутавшийся в сложный узел червяк, розовый, влажный червяк, который не хочет быть на крючке.
– Крючок, конечно, ни при чём. Ни при чём и червяк, – говорил один из незнакомцев, а все остальные согласно кивали и сочувственно глядели на Федю. Федя показывал им искусанный язык. Люди смеялись, без всякой злости на дурака.
– Но вещицу-то посеял! – выкрикнул кто-то.
– Ничего, вот скоро к нему милиционер придет.
Феде не хотелось иметь дело с милиционером. Он хотел пообещать, что всё вернет, но не мог. Только глупо улыбался Лизавете, по-прежнему сидящей на электрическом стуле. Да это была уже не Лизавета, а Семен Алексеевич с заклеенными глазами.
– Глядите, да это же Семен Алексеевич!
– Что ж вы сидите здесь, товарищ Заведующий?
– Здесь же опасно! А если кто-то включит рубильник?
– А где же Лизавета?
– На кухне, кофе варит.
– Надо бы посоветовать ей добавить соли, – сказал Семен Алексеевич и снял пластырь. Оказалось, у него на носу зелёные очки.
– Семен Алексеевич!
– Это опасно!
Товарищ Заведующий строго посмотрел на Федю.
– Ты чего здесь валяешься? Смотри – вон генератор дымится.
Неожиданно для себя Федя встал и стал смотреть на стрелки приборов.
– Зашкаливает, – сказал Федя, – но почему он включен?
– Эй, слышите? Стул-то был включен.
Все гости очень удивились, а потом стали уходить по одному, ссылаясь на неотложные дела.
– Как же так… – стройная и длинная Лизавета стояла с дымящейся кофеваркой в дверях кухни, – неужели он был включен? И так по всему небу темные облака…
На лице товарища Заведующего обозначилась досада.
– М-да… Это ты все виноват. Ведь не доглядел, правда? Не присмотрел за генераторами. Теперь – жди беды, сука.
Сказав это, он надел шляпу и вышел.
Лизавета уронила кофеварку. Содержимое вылилось на пол. Посудина, брякая, укатилась в угол.
Лиза опустилась на пол, расплылась по нему, превратившись в кусок обычного линолеума. Некоторое время пол тревожила зыбь, потом он застыл, и стало вдруг очень тихо.
Федя сел на пол. Появились новые гости. Они окружили хозяина со всех сторон.
Первый имел прочный панцирь, семь ворсистых ног, длинную шею и зеленые очки. Другой был всего лишь колобок на двух ногах, без рук. Когда он открывал пасть, там можно было разглядеть два ряда острейших белых зубов. Третьим чудовищем была гигантская ящерица без хвоста и без глаз, но с ухмылкой. Комнату обволакивала слизистая масса, изредка похохатывающая и меняющая свой цвет.
– Кто вы? – спросил Федя.
– Мы – кофейные монстры.
– А чего вы от меня хотите?
– Мы хотим тебя съесть, – сказал колобок.
– Зачем это? Лучше сделайте из меня барабан.
Гигантская ящерица ударила в Федю молнией, и его отбросило в объятия похохатывающей слизистой массы. Колобок и мохнатый паук в зеленых очках бросились на него.
Очнувшись, Федя с сомнением оглядел закопченную грязную комнату.
Электрическая буря закончилась.
Призраки исчезли.
Найдя на полу иссушённую дохлую ящерицу, Федя выбросил ее в мусорное ведро. Он двигался почти автоматически. Страшно болела голова. Он открыл форточку и пошел на кухню, чтобы включить газовую плитку и поставить на нее чайник. Потом, распинывая по углам пустые бутылки, Федя доплелся до кровати, лёг и заснул.
Прошло уже много времени. Чайник давно выкипел и раскалился докрасна. Газовая плитка немало греет воздух в квартире. Горячий воздух вырывается в форточку и гудит.
А Федя лежит на левом боку, лицом к стене. И непонятно, жив он или мертв.
МАНИЯ ВЕЛИЧИЯ
Представьте – по опасной дороге едет автомобиль, а в нём сижу я, генерал Робеспьер. Я не понимаю, почему машина постоянно поворачивает налево. Баранка крутится сама собой. Открывается и закрывается дверца. Спидометр показывает сорок километров в час. Машина поднимается вверх! Я в ней один; на заднем сиденье припрятан мешок. Он нужен для того, чтобы запихать туда ублюдка. Такая уж у меня профессия – собирать редкости. Свою работу я делаю давно и хорошо.