Эбинизер принял приглашение и сел напротив ревизора.
– Правда ли, – спросил тот его, – что Вы почти святой и несете людям бесконечное количество добра? О Вас все такое рассказывают!
– О чём Вы говорите, – рассмеялся Эбинизер, – какое такое добро? Понятия не имею, что это такое.
– Это значит, – сказал ревизор важно, – что Вы воскрешаете мертвых, а живым устраиваете благополучную жизнь.
– Какая-то ошибка, – удивился Эбинизер, – в жизни ничего подобного не делал. Всё это – одна лишь иллюзия.
– Вы странный человек, Эбинизер.
– Это верно. Очень часто у меня бывает ощущение, будто я забыл нечто очень важное. При этом мне кажется, что все уверены в моей памяти, что я не могу забыть такое. А вот вылетело из головы, и все.
С тех пор Эбинизер всегда был на виду, появлялся в кинотеатрах на премьерах, сидел в кафе, и любой мог поприветствовать его, спросить:
– Как дела?
Эбинизер бывал на причале, его видели с удочкой на реке, с корзиной фруктов на улице, на службе в церкви, сметающим в кучи листья во дворе своего дома.
Слух о том, что он делает, разносился моментально. Каждый знал, чем он занимается, или сейчас же узнавал от знакомых.
Люди шли утром на фабрику и любопытствовали:
– Ну, как там Эбинизер?
– Да так, на солнышко пялится, а оно по небу катится.
– Ну, как там Эбинизер?
– Да так, на солнышко пялится, а оно по небу катится.
АБСОЛЮТНЫЙ ЛИФТ
Новейшая рождественская сказка
«Некоторым и невдомёк, какие странные вещи происходят на пластилиновых серебряных рудниках, с пластилиновыми человечками, которые там работают. В наше время подобное знание смутно и ненавязчиво…» В давно считавшейся потерянной рукописи писателя Александрова «Ящерица» я обнаружил любопытную пластилиновую историю, которую автор нее осмелился представить на суд публики:
«Читатель! Наконец это свершилось. Наконец-то ты добрался до строк, которые должен был прочесть. Я не знаю, кто ты, откуда, мой бесценный, но это именно для тебя и ни для кого более. Эту книгу прочтут еще тысячи, и, возможно, миллионы, но это ты мой единственный, ради которого всё и затевалось. Я любил тебя и тосковал по тебе. И вот наконец-то. Благодаря какой-то случайности ты держишь в руках эту книгу. Ты можешь отвлечься и посмотреть в окно; можешь встать, положить книгу и уйти – значит, так надо. Решать уже тебе, а не мне. Читай, впрочем, дальше, я же слегка отвлекся.
Некоторым и невдомек, какие странные вещи происходят на пластилиновых серебряных рудниках, с пластилиновыми человечками, которые там работают. В наше время подобное знание смутно и ненавязчиво. Что же касается моей сказки, то это всего лишь сказка, пусть и немного пугающая.
Ты спросишь – как это серебро может быть пластилиновым?
Да вот как. Возьми кусочек серебра. Скатай из него шарик. Это самое простое. Но ты будешь немало удивлен, когда заметишь, что тридцать лет прошли как один год. Мальчик же Лось, которого мы знали еще мальчиком – стал совсем большой и обросший черными волосами, Иероним Михайлович Лось.
1.
Тридцать лет он долбил, добывал и просыпался под гудок. Он был совершенный кретин, но за него придумали, что надо делать. Лепили из него всё, что угодно, умелые руки.
Когда-то он был совсем другим, но какая разница, это было давно, не сфотографировано. Теперь же никому жаловаться не приходится. Он усердно работает на таинственном прииске; почти без выходных; с сокращенными обедами. Не сильно меняется его жизнь, если и меняется вовсе. Вялый человечек Лось, как будто неживой. А он неживой и есть. Но он дышит, и пока ещё пульсирует в нем мускулистая жилка.
Он живет один в маленькой комнатке старательского общежития. В его пластилиновом матраце водятся пластилиновые ящерицы, клопы и разная прочая живность. Каждое утро он ездит на работу в пластилиновой электричке.
У него несколько друзей. Они, как всегда, в смысле сволочности, определенно, сволочи, а в смысле удружить совершеннейшие нули. Самый лучший и преданный из них – алкоголик Федя. Он тоже старатель. Они вместе стараются.
Время от времени Федя поколачивает Лося и отрывает ему голову. У Лося вырастает новая, так же ничего не соображающая.
Иероним Михайлович Лось не чувствует себя несчастным. Тем более, его нельзя назвать счастливым. На первых порах он искренне любил свою работу. Когда любовь превратилась в рутину, она стала по-настоящему необходимой.
Вроде бы человечек неособенный, а, в общем, симпатичный парень. Но понаблюдай за ним внимательно. Что-то засело у него в башке последнее время. Не иначе, как задумал нечто. Просыпаясь среди ночи, Лось загадочно сверкает глазами и плачет. Он идёт на кухню и открывает холодильник в поисках общественного пива. Из холодильника выпрыгивает чёрный кот.
Ничего Лось не задумал. Уже за неделю до рождества он совершенно в порядке. Его не мучают беспокойные предчувствия, которые он не в силах для себя растолковать. Это быстро прошло.
Утром 24 декабря 1993 года он спокойно едет на работу. В электричке. Всё так, как обычно. Игра в карты. Толкотня в тамбуре на нужной остановке. Над городом идет мокрый снег. В восемь часов утра ещё совсем темно.
2.
Место, где работал Лось, было гигантским котлованом. Встанешь на краю, и голова кружится отчаянно. Ограда не полагалась, а может, её просто не долепили в своё время, и много неплохих парней посваливалось вниз и расшиблось там в лепешку. Это секретное место; здесь нужно быть осторожным. А то можно оказаться любопытным неудачно.
Каждый день на дне котлована копошились крошечные фигурки старателей. Чем именно они там занимались, сверху было и не разглядеть. На самом деле ничем из ряда вон выходящим. Это же рудник. Потому они просто катали по асфальтовым дорожкам самородные шары, перетаскивали ящики с ценной рудой и украдкой распихивали по карманам серебряные слитки, не желая отдавать их в Фонд по борьбе с Противником. ( Это было весьма простительно, потому что никто никогда не видел этого самого Противника).
Так вот бегали, спускались в шахты, вылезали, покуривали. В час дня наступало время обеда. Из Дирекции на пластилиновых самолетиках прилетали коробки с помидорами. За день рабочие съедали целый грузовик этих самых помидоров. Многие при этом жаловались на тошноту. Но все равно присылали только помидоры и лишь иногда для разнообразия – майонез. Некоторым из-за этого становилось настолько нехорошо, что им приходилось пользоваться заброшенными шахтами.
Самые усердные копались и в них, рассчитывая на специальную премию. Они работали по пятнадцать часов в сутки. Это поощрялось. Ведь работа, надо заметить, была опасная. В любой момент на тебя могла броситься какая-нибудь подземная тварь. С такой если встретишься, то только один раз. И работа была вредная. От мельчайшей серебряной пыли чернели зубы и высыхал мозг. Старатели умирали, или просто исчезали куда-то. Может, их забирал Противник, главная подземная тварь. А может, трупы просто растворялись в воздухе. Тайну их исчезновения обязывалась хранить Дирекция, и никто не понимал, что может означать это туманное обещание.
Дирекция была самое странное и непредсказуемое из того, что имело отношение к руднику. Самым главным человеком там был Заведующий. Любимый всеми монстр, Семен Алексеевич. Получку выдавал. Ему все верили, его все любили и единственно говорили о нем, что он хороший человек. Ходили слухи, что это он самолично когда-то вырыл гигантский котлован и построил всё вокруг.
Старатели гордились своей трудной работой. Спустившись утром в котлован, они не дрались и не психовали, как всегда в своей общине. Им казалось, что рудник – это самое главное в их жизни, и единственный смысл ее – долбить, добывать с серьёзным выражением лица. (Хотя, конечно, Заведующим поощрялись и дружеская шутка, и меткое рабочее словечко).
Умирали одни старатели, вместо них приходили откуда-то другие, более молодые. Так продолжалось сто, двести, триста лет. Запасы драгоценного металла не истощались. Предприятие товарища Заведующего, казалось, создано навсегда.
Не было прошлого, не было будущего, хороших времен, плохих времен.
Лишь находя иногда маленькие камешки самоцветов, старатели задумчиво рассматривали блики, сверкающие на них. В камушках. Блики. Они говорили: «Скоро вы умрете, да так, что вам никто не позавидует». Такие вот мрачные шутки. Старатели кисло улыбаются. «Непонятки, – думают они. – Что за непонятки».